Глава 3
Майским ясным утром она открыла глаза. Прищурилась, оглядывая из-под бинтов залитую солнцем большую и светлую больничную палату. Стены цвета слоновой кости, легкие занавески на широких окнах, столик у окна, сиявший никелем, с большим букетом цветов в прозрачной стеклянной вазе. Раннее весеннее утро. Что может быть прекраснее?! Свет солнца еще нежно розовый, в приоткрытую фрамугу вливается сладкая свежесть, наводящая на ощущение пряного аромата самого разгара, самой глубокой прелести весны.
Такое утро само по себе способно осчастливить кого угодно, независимо от настроения. Но сегодняшний рассвет знаменовал собой начало особого дня. Сегодня она впервые увидит себя в зеркало! Увидит такой, какой выйдет из этой больницы, в которой пробыла не много, не мало, полтора года. Полтора года бесчисленных операций, обследований, приемов лекарств, запаха йода и еще Бог знает, чего, многих десятков метров бинтов и осточертевших перевязок, опротивевшей «болтанки» после наркоза, стерильно чистых и неизменно лучезарно улыбающихся медсестер. Конечно, это были не только самые неприятные воспоминания и ощущения. Именно улыбки врачей, не жалеющие, как замерзшую кошку, а ободряющие и светлые, внушающие незыблемую уверенность в том, что уж теперь-то все будет, действительно, хорошо, что все самое плохое, самое ужасное и нестерпимое позади! А еще очень вкусная, хоть и больничная кухня, исполнение любых прихотей, не выходящих, конечно, за рамки больничных порядков, впрочем, довольно мягких и свободных, почти домашних. Цветы на столике, любые книги, плеер, видео, а так же вольное или невольное совершенствование ее английского, ставшего теперь даже очень приличным, и многое другое. Вполне способное даже пребывание в больнице превратить из лечения в отдых. Но… больница, все равно, остается больницей. Стены ее напитываются болью и страхом, отчаянием и печалью, и от этого никуда не деться до тех пор, пока и вправду не наступит выздоровление, пока ты не только не услышишь — «вы абсолютно здоровы», а пока сам не почувствуешь, что можешь вернуться в мир за окном тем человеком, который будет способен быть счастливым в этом самом мире. Счастливым, не смотря на все то, что пришлось пережить. Как же она ждала этого! Как же надеялась, увидев себя, наконец, в зеркало, убедиться, что она такая, какой хочет себя увидеть! Да, Борис убеждал, что отражение порадует ее. Со скидкой, конечно, на то, что кожа, ее новая кожа еще именно «новая», что еще заметны следы от швов, которые, впрочем, скоро исчезнут бесследно, что волосы ее только-только начали расти, а значит, впечатление будет своеобразное. За то, он собственноручно, как и всю «пластику» ее лица, сделал ей новую форму носа, сломанного когда-то его хоккейной клюшкой! Это его личный подарок ей. Скорее даже, компенсация за когда-то нанесенный вред. Перелом, правда, никогда не был особенно заметен, только при падении на переносицу света под особым углом. Но не исправить этого Борис, конечно же, не мог. В остальном же он постарался максимально сохранить ее собственное лицо, лицо Кати Черкасовой, которую теперь звали Марьяной или Машей Бероевой.