– Мы не можем.

– А я не могу создать нормальные чертежи.

Аметист и Тобиас спорили в коридоре Омеги. Больше никого здесь не было. Маг был на взводе, но ученый не сдавался.

– Мой друг, ну войди ты в наше положение. Только ты можешь нам помочь.

– Леон, поверь уже в кого-то другого.

– Тобиас! Я верю в тебя! Этого достаточно.

– Я понял, что создать двигатель невозможно.

– Нет ничего невозможного, если ты веришь.

– Это антинаучная ересь. Чепуха.

– Антинаучно? Верить антинаучно?

– Да. Верить в невозможное – антинаучно.

– Тогда, Тобиас, ты говоришь о какой-то особенной науке, которую я не знаю.

– Как же ты не знаешь, если ты жил во времена, когда расцветала та самая наука.

– Та самая наука? Знаешь, что я о ней думаю?

– Откуда мне знать? Да, и какая разница?

– Послушай. Тебе это не навредит.

– Ну, расскажи мне, Леон. Расскажи.

– Давай я тебе поведаю свой взгляд на науку прошлого. Начала свое путешествие она очень жестоко, унижая другие мировоззрения.

– Наука – это не мировоззрение.

– Ты занимаешься наукой всю жизнь, но забываешь, что она – это смесь философии и практики, мысли и ремесла, творчества и труда. Наука – это мировоззрение. Так вот, начала науки были положены многими людьми, одним из которых был Бекон. В одном из своих трудов он упрекнул все «науку», что была до него – в ошибочности. Одной из презираемых в философской науке вещей этот мыслитель назвал авторитет. Жаль, что я не могу его процитировать, но в одном труде он написал о том, что проблема в современной науке, в науке его времени, заключалась в том, что было отношение учителя и ученика, передатчика знаний, человека, который смотрит на ученика свысока. Правильным типом научного познания он назвал принцип исследователя и исследователя, где и юный ученый и старец – равноценны в научной деятельности, оба проводят опыты.