– И о чем же я мечтал?
Глава IV: Аметист
– Ты, мой друг, мечтал научить всех людей не только жить вечно, творить, но ты мечтал научить их думать, – сказал Рубин.
– Серьезно, друзья мои?
Тут же Изумруд дополнил:
– Ты хотел соединить философию и науку. Ты забыл?
– Да? Серьезно? Начинаю припоминать.
– Так попробуй нам рассказать еще один разок свою идею, как ты это сделал двести лет назад, – сказал Рубин.
– Ах, друзья мои, так трудно вспомнить все в деталях.
– Попробуй, Аметист.
– Ну, было время, когда я увлекся историей философии. В мире, где балом правила наука, где не было ни одного свободного места, ни для единого вздоха, ни для единой мысли; в мире, где люди вели себя так, словно они понимали мир; там, в мире несбыточных фантазий, основанных на научном методе, и при этом воспринимаемых невероятно серьезно; в мире, где вся свобода – это быть известным ученым; в мире авторитета, где старший по званию всегда, якобы, умнее младшего. Вы поняли, о каком мире я говорю?
– Конечно, – ответил Рубин.
– Да, мы помним тот мир, – сказал Изумруд.
– Вся мыслительная деятельность этого мира принадлежала ученым. Но для знающего философию столь очевидно то, что ученые подгоняют все познание под одну схему, что невольно хочется спросить у ученых, в особенности у тех, кто презирает философию и религию: «неужели вы думаете, что ваш тип познания единственный правильный?». Притом, если в двадцатом веке ученые еще могли усомниться в своих силах, то в двадцать первом эта мода начала утихать. Все большее и большее количество ученых утверждало об абсолютности своего типа познания, забывая все ошибки своего прошлого. Каждое новое поколение забывало источники теорий, придавая им вид абсолютного познания, забывая о том, что каждая идея откуда-то появилась. На фоне школьного и университетского обучения все научные предрассудки воспринимаются людьми на веру, а когда человек, прошедший школу и университет, становится ученым, как вы думаете, вера внутри него подавляется до самого конца? Нет. Он всегда остается со своей верой. Как Тобиас. Вы же видели это парня? Он – один из лучших ученых, но его научное тщеславие затмевает ему голову. Я даже готов поспорить, что когда он разгадал секреты нашей магии, то сказал, что так и знал. Но мы же с вами понимаем, что магия – это наука, наука еще более точная, чем любая из научных дисциплин. Современный ученый не может стать магом потому, что у него не хватает фантазии. Но магия – это нечто естественное. Каждый это понимает. Если магия существует, то она естественна. А ученый уже давно определил, что ему следует считать естественным, а что ложным. Но это не всегда верно. Так вот, о чем это я говорил. Не только ведь о науке. Обо всем мире! Моя мечта не столь сильна, как ваша, но я вижу в ней некую силу. Я бы хотел научить людей думать, как философы, но при этом, не забывать о практических достижениях, как ученые. Смесь самого главного в науке и самого главного в философии – сделает общество мыслящим и продуктивным. Это же так прекрасно. Я не видел ничего более прекрасного, чем думающие люди. В моих мечтах они смотрятся гениальными. Ах. Как я мог забыть о своей мечте? Она так прекрасна.
