— Спасибо, — серьезно ответил второй белогорец.

— Кто ухаживает за Каэрэ? – словно опомнившись, спросил Миоци.

— Да уж, нашлось кому ухаживать, — засмеялся Игэа. – Я вот, например. Иэ мне помогает, Сашиа. У нее прекрасные руки. Дар врачевания, воистину.

— Сестре я не позволяю оставаться наедине с Каэрэ! – повысил голос Миоци.

— Опомнись! – вздохнул Игэа. – Что ты там себе выдумываешь? Каэрэ еле разговаривает, с ложечки бульон глотает. А Сашиа очень искусна в перевязывании ран – раны-то ты его видел? Видел, спрашиваю, что ваши Иокаммовы палачи с ним сделали?

— Да… — не сразу ответил Миоци. – Но Сашиа будет оставаться с Каэрэ только в присутсвии Тэлиай или Иэ! Или твоем, конечно, — твердо сказал он.

— Да, очень осмотрительно с твоей стороны, — ответил фроуэрец. – А теперь ответь мне: зачем ты сделал его рабом? Зачем, пока он лежал без чувств, вкрутил ему в ухо эту золотую эццу? Я уже не говорю о том, что ты нарушил мои предписания – лежать, лежать и лежать?!

— Он должен быть под моей охраной. Храма Шу-эна Всесветлого – надежная защита.

— Он не был рабом, Миоци, — печально покачал головой Игэа. – А ты его им сделал…

— Так лучше для всех, — коротко отвечал ему друг.

— Помнишь, мы ходили к могиле ли-шо-Аолиэ? – отчего-то вспомнил Игэа.

— Все юноши в Белых горах туда ходят в пятнадцать лет, — ответил Миоци. – Не понимаю, к чему ты клонишь.

— Аолиэ говорил, что тот, кто забирает свободу у другого человека, лишает себя света милости Всесветлого.