— Да.

— Запрети ей входить сюда до его смерти. Ей незачем все это видеть — это зрелище не для юной девушки… Сколько раз он говорил, что видел черное солнце?

— Что? — не понял Миоци.

— Ни разу? — Игэа провел острием хирургического ножа сквозь пламя. — Тогда надежда есть…

— Ты введешь противоядие через разрез? — спросил Иэ.

— Да. Это единственный путь. Мне опять нужна будет ваша помощь, ло-Иэ.

…

Миоци услышал шорох возле двери и быстро шагнул в эту сторону. «Огаэ? — подумал он. – Я же велел ему идти спать!»

Но у дверей стоял не ученик белогорца, а Сашиа. Миоци не сказал ни слова. По ее лицу было видно, что она слышала весь разговор.

— Пойдем, дочка, — сказал Иэ, обнимая ее за плечи. — Ли-Игэа сделал все, что нужно. Остается ждать.

— Нет, дедушка Иэ, я останусь здесь.

Голос ее был тверд.

— Сашиа! — строго сказал Миоци. — Ты и так вошла сюда без спроса. Ступай к себе.

Она не пошевелилась. Игэа встал со своей скамеечки, подошел к ней, и тихо сказал:

— Мы должны надеяться. Нам нужны твои молитвы… послушай брата.

Иэ, прижав к себе Сашиа, сделал шаг к двери. Она последовала за ним, склонив голову.

…Уже на лестнице они услышали крик — крик Каэрэ, полный неописуемого ужаса:

 — Черное солнце!

Ночь и Башня

Ночь сгущалась. Сашиа и Тэлиай сидели, обнявшись, внизу, у лестницы, на теплом ковре — такие ткут жены степняков.

— Я не могу больше молиться, мамушка Тэла.

Тэлиай вытерла ей слезы.