— Ли-шо-шутиик тоже может дать такой Обет исполнить его, — сказала Сашиа сквозь сон, — и все придут к Деве и Жрецу, и будут просить, и мольбы их она или он вознесут с собой, когда шагнут добровольно в Ладью…

— Ты бредишь, Сашиа? Сашиа, что с тобой?

— Огаэ! Где Огаэ? – проговорила она, просыпаясь, полная неясной тревоги.

— Убежал следом за своим учителем… — развел руками вернувшийся Нээ.

— Мне он не позволил пойти с собой, — проговорила Сашиа.

— Огаэ не просил позволения, — вздохнула Тэлиай.

— Он прав, — ответила Сашиа, вставая. Она поднялась по лестнице и увидела Иэ и Игэа, склонившихся к изголовью Каэрэ. В комнате было удивительно тихо. Он стояла не говоря ни слова, прислушиваясь к их разговору.

— Игэа? — произнес Иэ имя ученика вместо вопроса.

«Он спрашивает, мертв ли Каэрэ», — поняла Сашиа, и прислонилась к стене, потому что ноги ей отказали.

Дева Всесветлого тогда становится тем, что означает ее имя, когда отдает жизнь свою. Быть девой Всесветлого – не значит лишь сохранять безбрачие, но значит – быть всегда готовой умереть. И в этом – тайна дев Всесветлого, сильных, словно белогорцы, и еще более сильных, чем подвижники Белых гор. Ведь не мышцы и крепкий хребет дают силу Всесветлому. О нет! Ибо сам он дает силу деве, силу умереть с ним в вечерней ладье, когда, в великой печали, шагает он за край небес…

— Нет, — ответил врач. — Он жив. Я не понимаю, как так случилось, но пульс предвещает хороший исход. Я ничего пока не могу сказать.