-Небо! – воскликнула Тэлиай. – это я вышивала этот шнурок… а уж веснушек у него было хоть отбавляй! Что он сказал? Он говорил что-нибудь?

-Говорил. Он смотрел на меня и говорил о какой-то тайне. Но не словами – иначе я бы это записал позже. Я пробовал, много раз пробовал, мне не удалось… Мне казалось, что он говорит нашими словами, но на другом языке. Он был таким радостным. Мне показалось, что он говорит о своем спутнике, на которого я не мог глядеть. Они стали уходить. «Нет, — закричал я, — я пойду с вами!» И проснулся. Я рассказал свой сон Иэ уже после посвящения, случайно. У нас не принято верить снам, Тэла – это наваждения, которые бывают у тех, кто борется с телесными слабостями. Но этот сон я почему-то не могу забыть. Мне кажется, он – не наваждение.

-А что сказал мкэ Иэ?

-Иэ очень огорчился, — сказал входящий эзэт. – Здравствуй, Аирэи, здравствуй, бабушка Тэлиай! Так это ты нянчила этого сорванца? Нам обоим пришлось несладко! Зато теперь он возжигает огонь Шу-эна. Правда, интересно, Огаэ?

Обернувшись на слова Иэ, Миоци и Тэлиай только теперь заметили, что проснувшийся ученик ли-шо-шутиика во все глаза смотрит на них.

-Что случилось? Почему он в постели, когда Шу-эн почти в зените? – Иэ подхватил Огаэ и несколько раз подбросил до потолка. Мальчишка заливался счастливым смехом.

-Отпустите, отпустите его, мкэ Иэ, – он еще болен! Мы его чуть в эту ночь не потеряли. Вот мкэ ли-шо не даст соврать…