-Слушай, друг, тебе не все равно, пройдет она или нет? Билет у нее есть. Ну, опоздал человек, не по своей вине, между прочим, что из того? Нам ее пришлось из запертой квартиры вынимать ради этого концерта! Сечешь? Пропусти, будь другом!
Охранник смерил меня долгим взглядом.
-Что, билет и вправду есть?
-Да. Да, конечно!
Я порылась в сумочке, страшно волнуясь и чувствуя новый прилив слез, и достала билет. Хоть до него Славику не угораздило добраться!
-Хорошо, проходите. Я провожу вас до вашего места.
Маруська обернулась и схватила пожарного за руку.
-Удачи тебе!
И рванулась за охранником в вестибюль Олимпийского. Они долго шли к входу, обозначенному на билете. Она слышала музыку, слабо доносившуюся через толстые стены, страшно волновалась, что вот сейчас откроются двери и зрители повалят на выход, а она останется «с носом», в слезах и соплях. И зря тогда все, вся помощь и старания этого пожарного, все ее надежды… Наконец, охранник распахнул перед ней дверь зала и, пропустив ее вперед, разом оглохшую от хлынувшей на ее лавины звуков, ЕГО, Ричарда песни, его голоса.
-Господи! – прошептала она, с трудом различая в темноте ступени, а попросту, не глядя на них в старании увидеть сцену за широкой спиной шедшего впереди охранника. Он освещал себе путь фонариком.
И вот он указал ей на проход между рядами и крикнул в ухо:
-Вот ваш ряд, девушка. А вон то свободное место – ваше.