6

Келл надел одну из рубашек, оставленных слугой, и посмотрел на себя в зеркало. Он никогда не держал в руках таких дорогих вещей и даже не мечтал о них. Да ему всю жизнь придётся работать на одну такую рубашку! Чтобы купить это, Манчини ездил по бутикам, выбирал, прикидывал размер, тратил своё время, но зачем? Поистине, причуды богатых порой просто невозможно объяснить. У двери стоял все тот же здоровенный амбал.
— Я отведу вас в зал, — сказал он, — следуйте за мной.
В первые дни они не очень-то были с ним любезны. Значит, Манчини дал им приказание проявлять максимальную вежливость. Келл чувствовал себя игрушкой в какой-то нелепой игре. Он еще раз, не без удивления, рассматривал залы, по котором они шли. Особенно привлекла внимание роспись на потолке. Телохранитель открыл дверь, жестом приглашая Келла войти. За большим столом уже сидел Манчини, что-то, не торопясь, попивая. Он изящно поставил чашку на стол, пристально смотря на вошедшего Келла. Парень смутился и опустил взгляд.
— Ты великолепен, — проговорил Манчини, продолжая изучать его глазами, — как идёт тебе эта рубашка и как я угадал с размером!
— Я одного не пойму: зачем тебе нужно было тратить своё время и выбирать для меня какие-то вещи! — искренне воскликнул Келл, присаживаясь.
— Не ищи ответа, ты его не найдешь, — усмехнулся Лауро, — это была моя прихоть. Мне так захотелось. И все.
Келл понял, что весь день ничего не ел и очень голоден. Он не знал, что за блюдо перед ним, но предполагал, что это что-то изысканное. Парень набросился на пищу, глотая её, почти не прожевывая. Лауро, не торопясь, орудуя вилкой и ножом, едва ли не с отвращением посмотрел на него. Все движения сицилийца были размеренными и отточенными, будто бы он позировал для телевизионной передачи.
— Что за варварство…
— Посмотрел бы я на тебя, если бы ты не ел весь день, — ответил Келл, продолжая набивать рот.
— Но я же не занимаюсь дебоширством, не бью витрины бутылками из-под алкоголя, поэтому не сижу в полицейских участках. Зачем ты сделал это? — Манчини вытер краешек губ салфеткой.
— Я это из-за тебя сделал, — ответил Келл, прожевывая пищу.
— Вот как, из-за меня? — посмотрел на него Манчини. — Какая честь! Какое я имею отношение к разбитой витрине, скажи на милость?
— В ней отражался твой логотип с рекламного щита и я впал в такую ярость, что не мог уже остановиться.
— Даже так, — ответил сицилиец. — Ты такой странный парень, Келл, ты — загадка для меня. Я бы хотел поговорить с тобой, чтобы узнать тебя получше.
— Для тебя я уже стал человеком? Я больше не щенок, вцепившийся в ногу своего хозяина? Ты уже хочешь поговорить, а не тащишь меня в ту комнату, чтобы изнасиловать?
— Успеется, — ответил Манчини, попивая горячий шоколад с корицей, — ещё вся ночь впереди. Сегодня мы проведем её в моей спальне, там больше места.
Услышав об этом, Келл перестал есть, его начало трусить, а на глазах выступили слёзы.
— Успокойся, — улыбнулся ему Манчини, — я просто хочу поговорить. Ты ведь столько статей написал обо мне, неужели тебе не интересно просто поговорить с тем, о ком ты столько написал? — он поставил кофейную чашку на стол. В зале царил приглушенный свет светильников и полумрак, это можно было назвать ужином при свечах. — Вот скажи мне, Келл, для чего тебе нужна была вся эта борьба? Я понимаю, в таком возрасте хочется выделиться, стать борцом за справедливость, за светлые идеалы, быть героем.
— Потому что эти деревья в парке были моими друзьями, а ты их убил, — просто ответил Келл.
Манчини изумленно посмотрел на него, пытаясь понять, шутит он, или говорит правду.
— С самого детства я гулял в этом парке и знаю там каждое дерево, а ты это все уничтожил своими постройками. Трехсотлетний парк, краснокнижные деревья, так что, варвар здесь ты.
Манчини глубоко вздохнул.
— Вот ты кричишь, чтобы я отправлялся к себе в Италию, а ведь даже не знаешь, что моя родина здесь, в этом городе. Когда моя мать была беременна мной, она переехала сюда. Я родился здесь.
— Тем более, если это и твоя родина тоже! Никто не давал тебе права уничтожать старинные парки! — почти кричал Келл.
— Послушай, это гостиница для людей, которые будут оздоравливаться в этом парке.
— Для толстосумов, которые будут поддерживать твой бизнес, проживая в этой гостинице. Парк, огороженный забором. Но ведь все люди имеют право оздоравливаться в этом парке, а не только избранные, у кого много денег! Хоть сейчас не лги, все равно телевизионных камер нет. Ты уничтожил краснокнижные деревья, ты убил моих друзей, ты причиняешь боль и страдания мне, я ненавижу тебя и подобных тебе!
Манчини резко встал:
— Ну хватит, пора идти.
Келл попятился к стене, замотав головой.
— Нет, я никуда с тобой не пойду…
Сицилиец подошел к нему и крепко схватил за руку.
— Нет, нет, — повторял Келл, упираясь изо всех сил. Раздраженный Манчини схватил его на руки и перекинул через плечо, будто нес мешок.
— Не тревожьте до утра, — бросил он телохранителям на ходу и вошёл в спальню, закрыв дверь на ключ. Манчини опустил парня на кровать. Поняв, что находится в западне, из которой не сбежать и что снова всю ночь предстоят пытки, у Келла началась истерика, он стал рыдать. Лауро провел пальцами по его мокрым щекам.
— Ты просто маленький, глупый ребенок. Надеюсь, хоть теперь ты понял, что бороться со мной бесполезно? С моими капиталами, положением, силой? Я сильнее, Келл, этим все сказано, — Манчини осторожно слизал слезы, струящиеся по щекам парня. Келл взмолился:
— Умоляю, выпусти меня отсюда… я не вынесу ещё одной такой ночи, я еле пережил прошлую, у меня до сих пор все невероятно болит, осталось в тебе хоть что-то человеческое или нет?!
— Я дам тебе капсулу, ты ничего не почувствуешь.
Манчини достал капсулы и положил одну из них к себе в рот, затем опустил Келла на кровать и, раскрыв его губы языком, передал ему капсулу. Келл сглотнул. Сицилиец склонился над ним и начал водить пальцами по ещё мокрым щекам. Келл бегло отметил про себя, что многие люди, кажущиеся красивыми издалека, вблизи оказываются совсем другими, но лицо Лауро было прекрасно как издалека, так и вблизи. Он был будто чёрный ангел, похищающий его тело и душу. Келл успокоился, его состояние стало похоже на состояние человека, которому дали по голове мешком.
— А целоваться совсем не умеешь, — мягко проговорил Манчини, он уже водил пальцами по губам парня. — Ты никогда ни с кем не целовался?
— Нет.
— Значит, я украл не только твою девственность, но и первый поцелуй, — усмехнулся Лауро. — Но почему? Тебе ни с кем не хотелось попробовать?
— Мне не хотелось пробовать с кем попало, мне хотелось сделать это с человеком, который будет любить меня и которого буду любить я. Но ты все испортил.
Он заметил, что лежит уже совсем без одежды и Манчини, совсем голый, гладит его тело. Но Келл ничего не ощущал, растворяясь в капсуле, которая растворялась в нем. Он больше не ощущает, как раз за разом погружается в его тело Манчини, он смотрит на все это со стороны, будто бы ему делают операцию, а он за этим наблюдает.
— Келл, Келл… — пару раз обрывками долетело до парня как Манчини произносит его имя, затем он погрузился в мир безразличия и снов, в мир, где можно летать.