Постели, нежные от ласки аромата,
Как жадные гроба, раскроются для нас,
И странные цветы, дышавшие когда-то
Под блеском лучших дней, вздохнут в последний раз.

Остаток жизни их, почуяв смертный час,
Два факела зажжет, огромные светила,
Сердца созвучные, заплакав, сблизят нас,
Два братских зеркала, где прошлое почило.

В вечернем таинстве, воздушно-голубом,
Мы обменяемся единственным лучом,
Прощально-пристальным и долгим, как рыданье.

И Ангел, дверь поздней полуоткрыв, придет,
И, верный, оживит, и, радостный, зажжет
Два тусклых зеркала, два мертвые сиянья.

Келл слышал истерический голос перепуганного Сакуры, который визжал на таких высоких нотах, будто был женщиной. Он чувствовал, как крепко Лауро держит его за руку, они ползли под столами, над которыми свистели пули, бокалы разбивались вдребезги, мельчайшие осколки горного хрусталя разлетались по всему залу, были слышны крики суетящихся мужчин, очутившихся в мышеловке. Келлу казалось, что это какой-то кошмарный сон. Манчини буквально вытянул его из-под стола и потащил за собой.
— Не тяни так, мне больно.
— Скорее, через чёрный ход!
Мимо ушей просвистела пуля.
— Скорее, в машину! — не успели они залезть в автомобиль, как убийцы снова начали стрелять.
— Мой автомобиль пробить им будет сложновато, — сказал Манчини и, развернувшись, погнал прямо на убийц. Те, с воплями, разлетелись в разные стороны. — Мне объявили вендетту, кровную месть.
— Лауро, — сказал парень, — поехали сегодня ко мне, там будет безопаснее.
— А что, если они следят? Ты хочешь, чтобы я привёл к твоему дому убийц?
— Не поверю, что ты не сможешь от них отстать и запутать следы.
— Знаешь, Келл, я все время думаю о том, что ребёнку не место рядом с человеком, за которым по пятам ходит смерть и свистят пули над головой.
— Ребёнку?! — посмотрел на него Келл. — А когда ты несколько ночей насиловал меня, почему-то не вспоминал о том, что я ребёнок.
Лауро нахмурился:
— Ты никогда не простишь?
— Я пытаюсь понять, зачем ты делал это, что за садизм скрывается внутри тебя. Ведь ты знал, какую боль мне причиняешь и все равно делал это, почему?
Манчини задумался.
— Меня возмутила твоя дерзость, — наконец сказал он, — ты был выскочкой, который полез не в своё дело и (даже!) полез ко мне домой, думая, что все сойдёт с рук, мне хотелось поставить тебя на место, проучить и я увлекся… Все это так возбуждало, я хотел тебя до безумия и был одержим похотью, ослеплен ею, я совсем не думал о том, что чувствовал ты…
— Животное! — воскликнул Келл. — Знаешь, в первый раз, когда ты изнасиловал меня, я едва не повесился, только случайность спасла меня.
Манчини ничего не ответил, всю дорогу он мрачно молчал, пока они не подъехали к дому Келла.
— Мы приехали, Келл, я знаю, что бессмысленно просить у тебя прощения или желать спокойной ночи…
— А ты? — посмотрел на него парень.
— Я поеду в особняк.
— Как же так, я думал, что ты останешься. Мне страшно, не бросай меня!
— Я не хочу стать источником твоих ещё больших бед, Келл.
— Не слишком ли поздно спохватился? Мне страшно, у меня стресс, ты нужен мне сейчас!
— Ладно, — наконец сказал Лауро и вылез из машины. Он внимательно осмотрел обстановку в доме.
— Здесь убого, — сказал Манчини, — всегда поражался, как люди могут так убого жить.
— Не у всех же есть деньги, чтобы пить виски за миллионы долларов. Для тебя все убого, но в этом районе, где я снял, все так живут.
— Хочешь, я сниму тебе достойное жильё?
— Не надо.
— Для меня это ничего не будет стоить и ты мне ничего не будешь должен. Хочу, чтобы мой мальчик жил в хороших условиях.
— Твой «щенок», — усмехнулся Келл.
— Все забыть не можешь. Келл, если тебе нужны деньги, не стесняйся.
— Мне ничего не надо.
— Я могу дать тебе сколько скажешь, с меня не убудет.
— Не надо, Лауро.
— Где мы будем спать?
— Моя кровать мала, — сказал парень, — но, быть может, поместимся.
— Я бы сказал, что слишком мала, — ответил Манчини. Не было сил даже раздеться и они улеглись прямо в одежде. Кровать была действительно слишком мала и Келл почти лежал на Лауро.
— Ты так дрожишь, — проговорил Манчини.
— Я сильно перенервничал в клубе.
— Из-за убийц или из-за Сакуры?
— И то, и другое.
Лауро обнял парня обеими руками и коснулся губами его волос.
— Мой Келл… — прошептал он.
— Да, я твой… — ответил парень.
Всю ночь его мучали кошмары, убийцы с пистолетами, звон битого стекла, крики. Он сильнее прижался к Лауро во сне, будто искал у него защиты.
Когда Келл проснулся, Манчини уже не было. Он оставил записку, что ему нужно уехать и выписал чек на крупную сумму.