30

Лауро направился к банку, но тут, словно услышал своё имя из толпы. «Послышалось. А если это убийца? Чему быть, того не миновать».
— Лауро! — послышалось снова. Манчини обернулся, вглядываясь в толпу.
«Нет, это не может быть он, я сплю»…
Он отвернулся, а потом повернулся снова, но человек по-прежнему стоял на своём месте. Манчини будто вырос в асфальт, но постарался быстро взять себя в руки, делая непринужденный вид. Человек сам подошёл к нему:
— Лауро, я не могу поверить, что снова вижу тебя, ты ли это?! Сначала я подумал, что обознался…
— Нет, ты не обознался, Бруно, это я, — в своей любимой манере усмехнулся Манчини, приходя в себя от шока. Пятнадцать лет тяжёлым камнем лежали на душе воспоминания о Бруно, не давая покоя. Отвергнутая любовь и боль. Должно быть, Бруно уже сорок. До сих пор чудесно выглядит. Высокий, стройный, почти нет морщин. Теперь Лауро уже не пятнадцатилетний засранец, он стал даже немного выше Бруно. Все тот же проникновенный взгляд, сверлящий самую душу, выворачивающий все её потаенные уголки. Бруно осматривал его с головы до ног, он все ещё не мог скрыть изумления.
— Каким же ты красивым вырос, Лауро, невероятно, настоящий чёрный лебедь! У тебя найдётся немного времени для общения или торопишься?
— Да нет, в принципе. Шёл в банк, но это не срочно, могу зайти туда позже.
— Вот и славно, тогда, может быть, посидим немного в кафе? — спросил Бруно.
— Я хожу по таким кафе, которые вряд ли тебе будут по карману, — высокомерно улыбнулся Манчини. — Впрочем, угощаю.
Они нашли самое дорогое кафе и сели за столик. Бруно не сводил с Манчини глаз, это начало пробуждать в Лауро старые воспоминания о первой любви, первых поцелуях, ласках, близости, но он решил не давать себе слабину, по крайней мере, не на виду у Бруно.
— Какими судьбами тут? — спросил Лауро, бегло окинув его взглядом.
— Проездом. Пятнадцать лет меня не было в этом городе, я тогда сразу же уехал.
— Как твоя жена? — размешивая сахар в кофе маленькой серебряной ложкой, спросил Манчини, делая отстраненный вид.
— Мы… давно уже развелись, она узнала кто я.
— Ты водил домой маленьких мальчиков и она вас увидела? — рассмеялся Манчини. Бруно серьёзно посмотрел на него, в его глазах была боль.
— Лауро, — он положил ладонь на руку Манчини, — я ведь тебя очень сильно любил. Я и сейчас тебя люблю. Просто тогда у нас не было шансов, тебе было 15… Если бы твои опекуны или кто-то еще узнали, что я с тобой переспал, меня бы посадили или нашли бы мой труп в лесу… Я испугался того, что между нами произошло, испугался ответственности, я сбежал… но все эти годы меня преследовали твои слова, твои глаза… я повсюду видел только тебя. Того маленького, наивного мальчика, который в меня влюбился…
Лауро убрал руку Бруно и встал, на его лице исчезла последняя тень улыбки, он стал серьёзен, как никогда.
— Извини, мне нужно в туалет, — сказал Манчини.
Конечно же, он вышел, чтобы как-то разрядить обстановку, сменить тему и скрыть собственное волнение. Но Бруно пошёл за ним и закрыл за собой дверь туалета на замок. Лауро посмотрел на него, Бруно медленно к нему приближался. Обхватив Манчини за шею, он наградил его самым страстным поцелуем.
— Боже мой, я ждал этого момента 15 лет, Лауро, я до сих пор люблю тебя… — Бруно повторил поцелуй, Манчини ответил на него. Губы обожгло горькой болью прошедших в терзаниях лет. Резким движением Бруно пригвоздил Лауро лицом к стене, пытаясь расстегнуть ремень на его брюках. Манчини резко вывернулся и они поменялись ролями: лицом к стене теперь стоял Бруно.
— Ты забываешь, учитель, я давно уже не тот маленький мальчик и теперь я сверху.
Лауро полез к ремню на брюках и остановился. Вспомнились голубые, как небо, глаза Келла, чистые, наивные, влюблённые в него.
— В чем дело? — спросил Бруно, не понимая, почему Лауро остановился.
— Ни в чем, — ответил Манчини, — просто не хочу, поезд ушёл. У меня есть человек, который любит и ждёт меня, который не сбежит и не бросит, что бы ни случилось. Прощай, Бруно, приятно было пообщаться, всего хорошего!
— Лауро! Лауро, вернись! Я люблю тебя, я ждал 15 лет!
Но Манчини даже не обернулся. «Можешь ждать еще столько же, пока окончательно не превратишься в старого пердуна».