Закутавшись в теплую одежду, прихватив с собой тряпочную тележку на колесиках я бегу в соседний супермаркет. В магазине яблоку негде упасть: народ вдруг вспомнил про Новый год и резво кинулся опустошать полки с красной икрой и шампанским. Я наполняю тележку и пару плотных пакетов макаронами и крупами.  

Делаю еще три ходки. Заглядываю и в аптеку за жаропонижающим. Скупаю все, что вижу, и деньги еще остаются. Дома я аккуратно расставляю свои трофеи по полупустым шкафам, полкам и полу. Затем долго моюсь под душем, предварительно выбросив в мусорный мешок использованную маску и синий шарф.

Там, под горячими струями воды, ласкающими мои черные волосы и уставшую кожу, я впервые задумываюсь над вопросом: «Зачем?» Точнее внутренний голос спрашивает слегка по-другому:

«Какого черта я делаю?»

Если я верю в то, что написал мне Генка, то разве я действительно думаю, что смогу себя спасти? И хочу ли я спасаться? После смерти мамы я осталась одна на этом свете и все чаще мечтала о конце жизни и родителях, поджидающих меня где-то у выхода из загадочного тоннеля. Ради того, чтобы встретить их снова я готова была опять поверить в Бога.

Не лучше ли сдаться? Если все так плохо, как написал Мурзик, если смертность действительно почти сто процентов, то стоит ли бороться? Я надеваю плюшевые фиолетовые штанишки и футболку — комплект, что когда-то дарила мне мама, один из ее последних презентов. Чувствую ее тепло.