— Что же будет с Артемом? — тихо спрашивает озабоченная мать.

Озабоченная? Скажешь тоже. Такое чувство, что ее беспокоит только собственная жизнь.

Я умоляюще смотрю на сестру.

— Мы будем заботиться о нем… до конца… Кто бы ни выпил эту таблетку и как бы ни сложилась его судьба, мы даем друг другу слово, что пока одна из нас жива, она будет спасать ребенка.

Зачем я это говорю? Никогда не думала, что смогу проникнуться к восьмилетнему мальчишке этакими материнскими чувствами. Болезнь действительно меняет людей.

 — Прости меня, — глаза Анфисы наполняются слезами. — За все прости.

Так странно слышать от нее это. Будто мы на секунду переместились в параллельную реальность — в ту, где моя сестра не конченная эгоистка.

— Я знаю, что всегда тебя притесняла. Мне почему-то очень нужно было слышать одобрение. И я получала его за твой счет. Родители, друзья, учителя в школе. Мне было так важно казаться идеальной, что я пользовалась любыми средствами, в том числе и наигранной демонстрацией того, что ты хуже меня.

Теперь моя очередь плакать. Я всхлипываю, кашляю, глотаю слезы. Знаю, что они соленые, но не чувствую их вкуса. Чертов COVID, даже горем своим я не могу насладиться сполна.

— Я знаю, что ты винишь меня за маму. За то, что я не приезжала, когда она болела. За то, что повела себя на ее похоронах, как последняя скотина, хвастаясь своей работой перед ее бывшими подругами. Но так я пыталась защититься. Ты сильная и смогла жить с этой болью. Я — нет. Я до сих пор не верю, что она умерла. И до сих пор не знаю, как продолжать свое жалкое существование без ее поддержки.