Я  был  сам  замаран  ее  кровью, но  надел  наскоро  свои  плавки  на  голую, еще  пока  не  загоревшую, как  и  все  тело, задницу, и  свои  моряка  светлые штаны. И  так  как  есть, выскочил, тоже  в  коридор  между  каютами, совершенно  босиком  я  рванул  наверх.

— «Женщины!» — думал, в  негодования  я, подымаясь  по  трапу  наверх — «Терпеть  боль  через  удовольствие. И  не  единого  слова, что  девственница!   

  Вцепившись  в  мои  волосы  руками, и  прижав  меня  лицом  к своей пышущей  жаром  любовной  страсти  девичьей  груди, ты, через  стоны радости  и  удовольствия. Терпела  боль, доставляя  и  мне  радость  этого удовольствия, и  взаимного  счастья  любви  нам  обоим!».

  Уже  вскоре  я  был  на  верхней  палубе  Арабеллы. Выскочив  из  каютного трюма, я  увидел  с  правого  борта  Арабеллы  ее. Ту, опять  на  горизонте  яхту.

  Эта  была  та  самая  большая  черная  яхта  на  горизонте  на  самой  верхней кромке  океанской  воды. Далеко  в  принципе  от  нас, но  была  недвижима.

  Она  не  приближалась  и  не  удалялась. Похоже, она  следила  за  нами. Может  там, на  борту  ее  даже, да  и  наверняка, нас  разглядывали  в  бинокли. Может  даже  рассмотрели, что  в  команде  Арабеллы  прибавилось.

— Нельзя  нам  тут  стоять — сказал  друг  Дэниел — Надо  уходить  с  этого пустынного  атолла. Мы  тут  как  на  ладони.

— Да. Было  хорошо  тут — сказал  я — глядя  с  тревогой  на  Джейн, стоя  сзади ее, прижавшись  к  девичьей  спине  рядом  с  ее  братом. И  обхватив  ее  своими  руками  вокруг  жарко  дышащего  под  халатиком  девичьего животика. Она  посмотрела  ласково  черными  своими  глазами, полными безумной  любви, на  меня, снова  запрокинув  на  грудь  мне  голову