Вот только Джейн, пока не принимала меня. Точнее, принимала тоже, но, побаивалась. Хотя я казалось мне, привлек ее внимание как мужчина. Я чувствовал ее откровенное ко мне расположение и одновременно недоверие. И как к иностранцу, и как к мужчине. Ее уже тянуло ко мне, но, она боялась и за себя, видимо и за своего родного брата. К тому же, она была старше его, года на два, как я узнал ранее со слов Дэниела, еще общаясь с ним во время надвигающегося на эту прекрасную коралловую бухту океанского шторма. Ей было двадцать девять, а Дэниелу двадцать семь. И он иногда подчинялся и слушал Джейн, если она была довольно настойчивой в споре с ним. Тут только, она не спорила с Дэниелом, понимая, что все же помощь моя будет очень, даже если что, кстати. Но, все же, высказывала мне свое недоверие в общении со мной и старалась сильно со мной не общаться. Только, вот теперь, что-то не так. И вскоре случиться то, что заставит ее поменять обо мне мнение и полностью открыть свою мне девичью душу.
— «Ах, Джейн! Моя, Джейн!» — твердил я как безумный про себя, не сводя с нее глаз, любуясь ей в мерцании звезд и желтом свете луны. В ярком габаритном и палубном освещении нашей яхты Арабелле.
Джейн вскинула вверх свои девичьи, такие же загорелые, почти черные руки и пальчиками их забрала в большой комок на своей милой головке, над своим остроносым миловидным чернобровым личиком в смуглом загаре, черные смоляные мокрые длинные вьющиеся как змеи по ее плечам, грудям и спине волосы. Отведя их в сторону отжимая воду, она стояла, выгнувшись в спине, и выпятив свой тот девичий в ручейках воды жаркий круглым пупком животик в мою сторону, словно, давая возможность оценить ее красоту лично мне. Красоту безудержной в любви самки и будущей матери. Она так стояла передо мной в таком потрясающем соблазнительном виде будущей моей любовницы.