Она  опустила  свои  девичьи  прелестные  загорелые  черные  руки  вниз  и назад  и  пальцами  и  кистями, притянув  сильнее  за  брюки  меня  к  себе. Я уже  был  по нормальному, теперь  одет  и  был  в  нижнем  белье  и  в  своей постиранной  свежей  высушено  родной  одежде.

  Перед  выходом  на  верхнюю  палубу, когда  я  проснулся, она  висела аккуратно  на  спинке  стула  в  моей  выделенной  ночью  Дэниелом, лично после  нашей  тихой  гулянки  каюте. Это  теперь  была  моя  личная, как  и  у всех  своя  каюта. Дэниел  сказал, что  ночью  заходила  Джейн  и  повесила  все белье, вплоть  до  моих  плавок  мне  на  стул. Ее  каюта  была  напротив  моей  и  рядом  с  каютой  Дэниела. Она, очень  тихо  войдя, повесила  это  мое  нательное  русского  моряка  белье  на  стул  в  моей  каюте.

— «Моя  красавица, Джейн!» — думал  я, лаская  ее  своими  дрожащими  от прикосновений  к  ее  телу  руками — «Какая  же  ты, наверное, в  любви неуправляемая  сучка! Интересно  долго  она  стояла  у  моей  постели, пока  я, раскинувшись  на  ней, пьяный  спал? Наверное, любовалась  русским  пьяным  в  матину моряком? ».

— Моя, Джейн! — произнес  я, обнимая  ее, прижавшись  к  ней, и  целовал  в  ее загоревшую  черную, почти  как  уголь  нежную  девичью  шею. Она  глубоко  и тяжко  дышала  и  прижималась  спиной  ко  мне. Я  водил  руками  по  ее  ляжкам   и  бедрам  ног. И, осмелев, положил  одну  руку  на  ее  подтянутый  шелковыми  белыми  узкими  до  некуда, плавками  под  живот  волосатый  девичий  лобок. Ощутил  пальцами  своей  мужской  руки  ниже  его  девичье  жаркое  до  любви  влагалище. Пальцами, прижав  его  окаймленные  черной  полоской  четко ощутимые  половые  губы. Пальцами  я  надавил  на  него, и  она  простонала.