Я плакала и не замечала этого. Я смотрела на Брэндана, который улыбался мне и тоже никак не давал мне понять, что видит мои слезы. И мы оба не заметили, что Хадсона в столовой нет. Просто он встал и вышел, пока Брэндан рассказывал о Ричарде Тайлере, пока я откровенно ревела, уже сама не зная, почему – то ли от переживания за него, то ли от радости, от надежды на то, что все-таки, смогу когда-нибудь его увидеть.

-А хозяин-то наш испарился! – заметил Брэндан. – Мишель, милая, не переживайте так! Ричи жив, я могу утверждать это вам со стопроцентной уверенностью, он будет в Лондоне уже достаточно скоро – это я понял из разговоров с ним. Это Ричард Тайлер! Не забывайте об этом. Тот Ричард Тайлер, чье сногсшибательное обаяние, чья энергия и талант никуда не делись, уж поверьте! Если человек родился с этим, с этим он и умрет. Простите!.. Но вот куда наш Хадсон испарился?.. Пойду-ка поищу его. А вы пока передохните от нас и, если можно, приготовьте чаю, ладно, Мишель? Не затруднит вас?

-Ну, что вы, Брэндан?! Мне лишь остается надеяться, что ужин мой вам понравился…

-Это вне всякого сомнения!.. Мишель, вы – удивительная девушка! Да-да, и не смущайтесь! Я же не сказал, что передо мной сияющая сказочная королева… Все, что вы делаете, то, как вы это делаете – это так просто и очаровательно! И ваш ужин… Я – старый холостяк и привык к ресторанам и заказным ужинам, к изысканной и не очень, но ресторанной пище. Да, она делается по всем правилам, рецептуре, но… как-то без души, что ли. Если только повар попадется, который всю свою эту самую душу в работу вкладывает… А вы… Все так бесхитростно, так элементарно, но удивительно вкусно! Впрочем, я подозреваю, что вы старались изо всех сил лишь потому, что пообещали накормить мою беспримерную персону!.. Так? Я не смеюсь над вами, Мишель, нисколько! Мне искренне импонирует ваше общество, то, как вы ведете себя, то, что вы говорите. Я много встречал самых разных людей, но я Богу благодарен за тех, с кем я провел лучшие годы этой самой жизни. За Эдди, прежде всего! И, конечно же, за Ричи и Джорджа. Эдди… Он мог показаться странным, вычурным и эпатажным, даже порой самовлюбленным и до жути самонадеянным. Но… это был тоже удивительный человек! Человек, которого невозможно было не любить, невозможно было не восхищаться им. Тем, каким он был на самом деле. Уверен, вы знаете, о чем я говорю, потому, что вы услышали наши песни. Услышали по-настоящему, а в них был он весь. Вернее, большая его часть, ибо очень многое осталось недопонятым, неуслышанным. Что-то скрывал он сам, возможно, надеясь раскрыть когда-нибудь потом, когда для этого придет время или… человек. А что-то, возможно, так и осталось бы тайной, ведомой лишь ему одному, драгоценной, берегущей его душу. Душу, разрываемую этой жизнью порой просто в клочья. И несмотря ни на что, Эдди… он был теплым, очень добрым и невероятно душевно щедрым. С его смертью у меня натурально часть души вырвали… А что до Ричарда… Он другой, он очень яркий, солнечный, дразняще обаятельный – просто расплющить порой охота! Но никогда, ни разу за всю нашу совместную карьеру мне бы и в голову не пришло отказаться от работы с этим забиякой, от дружбы с этим непредсказуемым типом, этим гулякой и… никогда больше невиданным мною талантом… Мне очень трудно облекать в слова все мои чувства по отношению к моим друзьям, к тем, об руку с коими я получил в этой жизни самое большое счастье, о котором можно только мечтать. Я не писатель, я – гитарист, я немного поэт и композитор. Не более того! Но я очень любил и люблю этих людей и… общаясь сегодня с вами, я понял вдруг, что вижу в вас что-то такое, что увидел когда-то в них. Что-то очень близкое, понятное, согревающее душу. Спасибо вам большое, Мишель, за ваши старания сегодня для нас, за ваш очень вкусный ужин и вашу очень милую компанию!