— Пожалуй, все, кто не чтит Великого Уснувшего, суеверны, если судить строго, правда, ло-Иэ?- снова спросил Миоци.

— Я не думаю, что почитание Великого Табунщика — суеверие, — подал, наконец, голос Иэ. Аэй нахмурилась и вышла.

— Ты ведь тоже участвовал в той битве про Лэ-Тиоэй, учитель Иэ?

— Да, было дело, — нехотя ответил странствующий эзэт, — я был тогда совсем молодым.

— И ты знал моего дядю?

— Знал. Очень близко. И одного, и второго. Жаль, что ты их не застал, — вздохнул Иэ.

Золотая риза

— Ну что, я же говорил тебе, что ли-Игэа – замечательный! – повторял сын воеводы. Они сидели в саду и ели орехи. Из-за поездки Миоци к Игэа занятия отменились, и Раогаэ единственный из учеников пришел в дом к жрецу – для того, чтобы повидаться со своим младшим другом.

— Да, он не такой, как все. И у него – светлые волосы, как у жрецов Шу-эна Всесветлого. Как у учителя Миоци. Они друзья с детства, как мы с тобой.

— А ты видел священную ризу жреца Всесветлого? – вдруг спросил Раогаэ у Огаэ.

— Нет. Она же хранится под главным алтарем, где медные зеркала! Великий жрец Всесветлого надевает ее только раз в год – вернее, его одевают в нее, такая она тяжелая. Чистое золото.

— Раз в год? Когда? – спросил Раогаэ.

— На новолетие. Но в это новолетие ли-шо-Оэо еще считался первым великим жрецом, и никто, кроме него, не имел права быть облаченным в эту ризу, даже учитель Миоци. А ли-шо-Оэо совсем старенький и упал бы под ней. Поэтому он шел впереди, и его поддерживали под руки – так он был слаб! — а ризу несли за ним ли-шо Миоци и двое младших жрецов.