— Помню, — кивнул Миоци. – Тогда же ууртовцы сожгли и ли-шо-Оэниэ. Он был карисутэ?

— Не знаю… Но у него хранились их книги. Приказ о сожжении книг карисутэ вместе с утаивавшем их до сих пор в силе.

— Может быть, что-то осталось в книгохранилище Иокамма? Там давно ничего не разбирали, насколько я знаю.

— Некоторые свитки на белогорском языке начинались с описания строений, каналов, землемерия или описания звездного неба. Жрецы Уурта не всегда умеют читать и обычным письмом, а белогорский язык из них мало кто разбирает…

— Нилшоцэа, кстати, знает белогорский язык! – заметил Миоци. – Он понял мое «эалиэ».

— Ты повел себя благородно, но неосмотрительно… Впрочем, я на твоем месте поступил бы так же, дитя мое, — добавил Иэ, видя возмущение Аирэи. —  А Нилшоцэа ведь тоже воспитывался в Горах несколько лет, а потом отправился в главный храм Уурта Темноогненного, в Миаро. Там он и пропитался темным огнем…

— Извини, я тебя перебил – ты говорил о книгах карисутэ, — сказал Миоци.

— Ни один из ууртовцев не дочитал этих свитков до конца – или, что важнее, до нужного места. Вполне возможно, что в трактатах о ходе светил или о свойствах чисел и есть отрывки из книг карисутэ. Есть еще книги, где записывались диспуты между жрецами белогорцами и карисутэ. Раньше они были разрешены, а теперь изъяты Иокаммом… Впрочем, они не сжигались. Там описаны очень древние диспуты, когда еще у карисутэ был жрецом мудрец Эннаэ Гаэ.