А когда Ричард привел ее в свой номер, они оказались вдруг в полной тишине. Полумрак, освещаемый лишь мягким ночником в спальне. Ричард посадил ее на кровать, несколько секунд глядел ей в лицо, провел ладонью по ее лбу, убирая непослушную челку. И снова его взгляд, точно гладивший ее по сердцу. Встрепанному, взволнованному, снова готовому плакать. Ричард долго смотрел на ее, вглядывался в ее лицо, и Маруська видела, как меняется выражение его глаз. Она, точно, читала с них – радость, легкая грусть, даже озабоченность, волнение и нежная, такая долгожданная его улыбка. Улыбка не на камеру, не для тысяч глаз на стадионе, даже не для друзей! Только для нее одной. Одной-единственной здесь, в спальне гостиничного номера с тепло горевшей лампой на прикроватном столике. Крохотная точка на всей огромной земле, соединившая их, таких далеких столько лет…

Он провел кончиками пальцев по ее щеке, его рука скользнула ей на затылок и притянула ее голову к его груди. Маруська осторожно, нежно обняла его, всем телом чувствуя эту минуту, это ощущение невероятной, но совершенно реальной его близости. Ричард сказал что-то своим сипловатым голосом, она не понимала, потому что, слушала его голос, звучавший сейчас прямо у ее уха. Он отстранился немного, взглянул ей в лицо и улыбнулся. Поднялся с кровати, придержав ее плечо – мол, не вставай, не двигайся! – и вышел из спальни. Через минуту он вернулся с бутылкой коньяка и парой маленьких рюмочек. Поднял брови – будешь? Она улыбнулась, дернула плечиком и растерянно кивнула. Как это будет выглядеть? Не успела оказаться здесь, рядом с ним, и уже выпивает! Да не какое-то легкое винцо, а крепкий коньяк. Но, кажется, Ричарда это нисколько не смутило. Наоборот, он даже обрадовался, показал большой палец правой руки и налил коньяк в рюмки. Маруська поняла, что он просто хочет снять лишнее волнение, напряженность. С нее, да и с себя, наверное, тоже. А Ричард снова присел рядом, протянул ей рюмку и тихонько чокнулся с ней. Они выпили, Маруська едва не задохнулась, но ни закусить, ни запить было нечем. Она покраснела, откашлялась, а он, уже смеясь, наверное, над ее неумением пить крепкие напитки, привлек ее к себе и нежно, чувственно коснулся губами ее губ. И вдруг прильнул к ней так, что сердце ее зашлось, целовал, забирая ее, выпивая и напаивая. Она тихонько застонала, не в силах вынести его губы, его еле сдерживаемую страсть. Но он прижал палец к губам.