Черкасов гаркнул так громко, что Андрюха как-то жалобно хрюкнул, зажмурился и вдруг заскулил:
-Суки! Поганые, трусливые суки!! Сдали все-таки!.. А что я мог? Насели они, как кошки когтями вцепились. А мне что?.. Дурак я, вот и все. А Маруська… Она всегда стерва была! И так к ней и эдак, а она улыбается только, а подпустить не подпускает. И сколько дразнить вот так можно?!.. А тут нарисовалась вся такая облизанная, крутая, иностранка куда там! А напилась, как малолетка, которой только на пробку и наступить… Обидно мне стало, что погуляет она с нами, поболтает о том, о сем и уедет в свою заграницу, к мужику своему богатенькому чай со сливками пить, да в меха наряжаться, а мы тут, в дерьме останемся щи лаптем хлебать… Захотел я ее, сильно захотел. Хоть и пьяная она была напрочь. Да только в себя она пришла, когда я… В общем, схватила меня за волосы, а я ей от боли и от злости по лицу съездил. Вот она сознанку и потеряла. А тут уж уколоть, как делать нечего…
Черкасов напрягся, понимая, что вот сейчас Сергеев скажет главное и спугнуть его, дать понять, что на самом деле он ничего точно и не знает, нельзя ни в коем случае. И он только поглядел на крохотный синий огонечек работающего диктофона. Как на маячок посмотрел, который выведет в темноте и спасет.
-Чьи наркотики были? Чья идея? Они же друг на друга валят. Вы-то, господин Сергеев, человек взрослый и понимаете, что лгать здесь – дело бесполезное. А они обе еще свое получат!.. Кроме того, не знают они еще, с кем связались.