«Опять это невыносимо-тянущее ощущение слабости. Вокруг все густое, движется так медленно, а может и замерло вовсе. Здесь всегда сумерки, серость, но никогда не было солнца. Это Я. Я снова здесь. И это мои пальцы стягивают толи тоска, толи страх. Я знаю. Я жду. Свинцовые с лиловым оттенком дома черными глазницами окон следят за мной. За этими рамами те, кто знают меня. Они мертвы. Или нет. Или будут. Не важно, они смотрят. Их тени не оторвутся от их нор. Они всегда будут ждать меня тут. Тяжело идти, словно сквозь толщу воды, она пронизывает меня, держит, вяжет. Но я иду. Мне надо домой. Там Он, спасет. Томящее душу покалывание поднялось по рукам, и подбирается к сердцу. Скоро. Деревянный пол, твердый, в нем нет воды. Я знаю наизусть узоры каждой половицы. Плечи стянуты канатами. Они сушат и ниже пут моего тела уже не существует. На пол капает кровь. Первая. Моя. С носа? Изо рта? Не знаю, я могу смотреть только в пол. Я вижу свои волосы — черные. Черные капли медленно летят в дерево. Быстрее. Быстрее. Седьмая. Здесь мой дом, здесь мой отец, тут давно пусто. Я не заметил, как остался один. А может я всегда был один? Она плачет, просит о помощи. Я смотрю в пол. Двенадцатая. Нет, он придет, он не бросит. Хруст. Внутри все сжалось. Приступ, один, два, три. Подкатив к горлу, рвота выплеснулась наружу. Черным залило серое дерево. Тошнота не отпускает, живот, горло сжимают и выталкивают наружу. Но внутри пусто. Кажется, сейчас изнутри начнут отрываться куски меня самого. Восемнадцатая. В моих волосах чья-то рука. Теперь я могу видеть комнату. Белое пятно в стороне. Платье!? Верните пол, верните мой деревянный орнамент! На шее холод, как будто одеваешь серебряную цепочку морозным утром. Кожа расходится. Лопаются под тонким лезвием тяжи. Кричу, но ничего не слышу, ведь у меня полный рот воды, ее не выплюнуть — она везде. Болит горло, наверно от крика. Я марионетка в руках пьяного кукловода. Еще одно судорожное движение и я падаю. Весь, лишившийся всякой опоры. В темноту…»