У Семёна раскалывалась голова, дико хотелось пить и в то же время тошнило, но он только просипел:

— Хорошо.

Через минуту в комнату вошла низенькая плотная женщина лет пятидесяти, закутанная в шали и платки. Когда она села на табурет у постели Семёна, тот понял, что перед ним цыганка. Кудрявые и чёрные-пречёрные волосы, тёмные глаза и смуглая кожа. Улыбнувшись, она показала целый ряд золотых зубов.

— Оставь-ка нас, миленький, — обратилась она к Степану Трофимовичу.

Тот кивнул и вышел.

— Ну что, сердце моё? Головушка болит? То-то и оно, что болит, — начала цыганка. – Получил ты вчера по головушке неплохо, да ещё и ворожба моя сверху наложилась. Оно, конечно, не так, как на остальных, подействовало, но и без следа не прошло.

Она подняла руки с узловатыми пальцами и занесла их над Семёном. Пальцы задвигались, губы зашевелились, но слов Семён не разобрал.

— Что это вы, простите, делаете? – спросил он.

— Лежи молча, — только и ответила ведьма.

Минут пять ворожила колдунья, и пока она это делала, Семён чувствовал, как боль отпускает голову, как проходит тошнота, и как на душу ложится покой.

Закончив колдовать, ведьма устало опустила руки и усмехнулась.

— Ой, и смеху-то с тобой! – Она захихикала. – Ой, не могу! Прости, милый, не удержалась, заглянула на секундочку в твою пустую голову. Ой, держите меня!

Цыганка уже в голос захохотала, а Семён почувствовал себя смущённым.