***

А пока Семён трясся в машине на сырой дороге, в доме Трифона Евграфыча царила суета. Пришли доктор, следователь с городовым, начались расспросы. Прислуга, правда, ничего толком сказать не могла. Один лишь Гришка, здоровый парень, которого Трифон позвал перед тем, как получить по шее, видел что-то краем глаза, но выразить толком не мог:

— Я слышу – Гришка, мол! Ну, тово, бегу… А там – ух! Эта… Сам-то кричит, а она-то визжит!.. Страх! Я перекрестился, думал, тово — убивают! Страшно ж! Вона, у братовой жены дядя барыню топором зарубил. Вот и тут, думаю… Енто… Я как услыхал крики, так тово, глаза закрыл и в стенку вжался – очень уж боязно глядеть, как барина убивают! Стою, а у самого душа в пятках!..

Следователь послушал-послушал, да и махнул рукой. Стали расспрашивать Трифона Евграфыча.

— Да он, нехристь, мало того, что меня побил, так ещё и машину скрал! – потрясал кулаками Трифон. – А вы знаете, сколько она стоит, машина эта?

— Не знаю, мне такой всё равно не купить.

— То-то и оно, что не купить! Бешеных тысяч оно стоит! А как он на меня-то руку поднял?! А? Я его облагодетельствовал, кров дал, кормил, бога за него молил – а он что? Это он, скажу я вам, давно уже задумал. Надо было догадаться. Всё на мою машину так смотрел, словно продать хотел. И крутится-то вокруг неё, и крутится… Я сколько раз замечал! Чего, говорю, крутишься у гаража? А он всё двигатель разбирает, трубы натирает – никак, запчасти продавал. А машину-то точно давно продать хотел. Вот ей-богу, найдёте вы её у каких-нибудь беглых каторжников!