«Где-то теперь моя машина? – с тоской подумал Семён, и тут же себя поправил. – Не моя машина, то есть, а господская…»

На улице тут и там были видны городовые, но коляску никто не останавливал. На вокзале было тесно от серых шинелей и агентов сыска в повседневном. То, что это агенты, не подлежало никаким сомнениям – только те могли так подозрительно вглядываться в лица прохожих и так резко отворачиваться, когда на них обращали внимание.

Семён волновался до крайности. Сердце его стучало, ладони потели, отчего сумка, казалось, вот-вот выскользнет из рук. Но интереса к ним по-прежнему никто не проявлял. Стоило кому-то вглядеться в их лица, как в глазах наблюдателей появлялось задумчивое выражение, словно они вспоминали о давней нерешённой проблеме. Вскоре Семён почувствовал, как страх отпускает его сердце.

Подали поезд. Услышав первый звонок, Семён и Степан Трофимович вошли в вагон третьего класса. Здесь пахло грязью, немытым телом и сырыми собаками. В конце вагона нашлась одна пустая скамья, где они и сели. Вот подали второй звонок. До той самой секунды, пока поезд не тронулся, Семён думал, что в вагоне вот-вот появится городовой, схватит его и потащит наружу. Но никто так и не появился. После третьего звонка поезд тронулся. Когда же он стал набирать скорость, сердце у Семёна стало биться ровнее, и им вновь овладела дремота. Прижав к груди сумку и прислонившись к окну, он вновь задремал.