Но, только  добежав  до  берега, он  Гавриков, увяз  в  береговом  иле. Увяз  как  в болоте  и  его  ноги  провалились  в  сам  берег  озера, в  топкую  жидкую  глину, и  он  стал  тонуть. Тонуть  у самых  камышей  и  той  крутящейся  со  скрипом  карусели. Он  просто  проваливался  в  этот  топкий  ил, стремительно  и  ничего  не  мог  сделать, как только  закричать. И  он  просто  исчез. Его  не  стало. Лишь  эхом  разлетелся  его  крик  по  округе  и  вдоль  берега   призрачного   черного  поедающего  все, что  еще  живое  озера. Озера, где  мелькали  и  сверкали серебром  маленькие  снующие  рыбки. И  лишь  вращалась  карусель, и  разносился  теперь  детский  смех  среди  свисающих  и  наклонившихся  над  тем  местом, где  был  съеден  Гавриков  своими  макушками  озерных  камышей.

                                                   ***

— Не  понимаю, Вероника  Георгиевна — произнесла  Гальперина  Регина  Олеговна — Этот  Гавриков, сам  был  не  лучше  Сурганова  и  тоже  кричал  все  время  о  каком-то  нависшем  над  их  больницей  кошмаре. И  зациклен  был  на  всем  потустороннем. И  он  жутко  не  любил  Сурганова. До  сих  пор  не  пойму, за  что? Они  даже  не  разговаривали, вместе  не  общались. Но  при  встречах  на  прогулках  этот  Гавриков  все  время  лез  в  драку  на  Андрея  Сурганова. Клялся  его  убить. И  вот   повесился.