— Да, он  шизофреник. И  я  буду  даже  на  суде  на  этом  настаивать! — громко  почти  ругаясь  со  следователем  Дорофеевым, произнесла  Климова — И  подлежит  изоляции  в  нашей  городской  клинике!

  Дорофеев  помолчал, беря  себя  в  руки  и, пытаясь, успокоится. Он  продолжил — У  него был о целое  дерево  мух.

— Это  как?! — заведенная  разговором  на  повышенных  тонах, Климова  скривила  свое  в  нелепом  и  ехидном  выражении  лицо, раздраженная  таким  вот  разговором  на  повышенных  тонах — Проясните  мне  следователь, врачу, а  то  я    не  знаю. Я  просматривала  все  дела  Сурганова  Андрея  Александровича  и  не нашла  там  ничего  про  то, что  вы  мне  тут  говорите. А  хотите, чтобы  мы  работали  едино  со  следствием. Поведайте  мне  эту  тайну  следователь  Дорофеев  Лев  Семенович!

— Дерево  мух, это  когда  целый  кактус  превращен  в  орудие  пыток  и  смерти — произнес, неожиданно  и  вдруг, выпалив  быстро, следователь  Дорофеев -Знаете  что  это  такое?

  Климовой  вдруг  стало  смешно, но  она  удержалась.

— Нет, не  знаю — она  ответила  следователю.

— Когда  на  каждой  иголке  кактуса  сидит  муха, наколотая  задницей. И  еще  живая, медленно  умирая — проговорил  следователь  Дорофеев.

  Он  посмотрел  в  смеющиеся  карие  глаза  Вероники  Георгиевны  и  откинулся  на  свое  кресло  в  своем  кабинете  и  замолчал, понимая, что, наверное, зря  все  это  высказал  ей  как  женщине. Да  еще  как врачу  психотерапевту  и  начальнику  городской  психлечебницы. Это  еще  один  козырь  ей  в  руки  и  Сурганова, как убийцу  преступника  ему  не  видать  и  он  призадумался.