На апрель выпало самое тяжелое время для страны: все АЭС пришлось остановить, законсервировать и оставить на долгое хранение, к тому же специалисты, имеющие опыт работы на них, таяли как снег в руках; то же самое было с ГЭС – уровень воды в них продолжал спускаться, турбины уже не работали, а на станциях оставался только персонал, отвечающий за планомерный спуск воды; фабрики и заводы, не задействованные в производстве медикаментов и продуктов питания и гигиены, тоже прекратили свою деятельность; да и смертность выросла до рекордных для России 67%. Только крематории работали на полную мощь, спасая от людей от распространения инфекции.

Уже было трудно подсчитать численность людей, оставшихся в стране. Было понятно только количество военнослужащих, оставшихся в строю. Тут была ситуация, как и с вахтовыми рабочими – чем изолированней, тем реже болезнь проявлялась там, к тому же автоматические системы, установленные на стенах, продолжали нести свою службу безотказно. Хотя и людей, пытающихся преодолеть границу было уже значительно меньше.

Чем дальше протекал апрель, тем сильнее нагнеталась ситуация – начались перебои с доставкой медикаментов и продуктов. При этом количества всего этого хватало, а вот людских ресурсов нет. К тому же количество остановленных производств и энергоблоков росло в геометрической прогрессии. К счастью аварий не наблюдалось, но критическое отношение к власти стало возрастать. Естественно самое большое количество недовольных было в Москве, хотя перебоев с продуктами и медикаментами не было. Первые стихийные митинги начались как раз, когда остановилась последняя атомная станция.