И я сходил в свою комнату, взял в руки куклу в зеленом платье и на мгновение замер – так ясно, так… живо я ощутил пальцами складки ее платья, ее волосы, коснувшиеся моих рук, и в тишине я снова услышал тихое пение. Ее глаза смотрели мне в лицо, и на какое-то мгновение мне почудилось, что она улыбается. Мне улыбается…
Мистер Рипли бережно принял куклу, вгляделся в ее личико.
-Да… она совершенно такая, какой я ее запомнил… — проговорил он.
-А как звала ее Элли? У нее было имя?
-Что? Имя? – переспросил мистер Рипли. – Не знаю. Этого я не знаю. Помню только, очень отчетливо помню, как Элли повсюду таскала ее с собой. Ей уже исполнилось пятнадцать, когда принесли эту куклу. Вот, вроде, уже взрослая девушка, красавица, умница, стихи даже писала, но кукла эта заменила ей всех подружек вместе взятых! Может, оттого, что кукла умела слушать, как никто… Элли, бывало, посадит ее на колени или рядом с собой на скамью в садике и читает кукле свои стихи. Или песню какую споет. А чаще всего Элли пела кукле песню, которую придумала сама. Тогда она садилась за фортепиано, на котором ее научила играть сама миссис Хэмилтон, сажала куклу сверху на крышку и тихо пела ей свою песню. Песню не веселую, но и не грустную, просто тихую и очень нежную. Элли было пятнадцать, повторюсь, и она уже грезила о том человеке, который ее полюбит, кто станет ее беречь, кто всегда будет возвращаться, куда бы ни улетел, что бы ни было! Это была очень красивая песня! Элли лишь однажды исполнила ее для меня, но поверьте, я помню до сих пор эту мелодию…