-Так значит… значит, то, что сказал твой отчим, ничего не меняет? Нет?

-Ни за что!

Элли посмотрела на камень в ее ладони.

-Но… а если твой отчим откажется от тебя, лишит наследства и…

-Да какая разница мне, Элли?? Я всегда смогу заработать деньги, которых хватит и тебе, и нашим детям! Ты ни в чем не будешь нуждаться!.. Да, возможно, шиковать мы и не будем, но… Знаешь, мы с мамой до ее замужества за Фортескью, жили очень скромно. Я был тогда еще мал, но мама рассказывала мне о тех временах. Так что… ничего они для меня не значат, эти миллионы Фортескью!

-И твоя мать даже не подумала продать изумруд, когда приходилось туго?! – не утерпел я. – Ведь он же неслыханных денег стоит! Вы могли бы жить безбедно всю жизнь, и ей не пришлось бы выходить за Фортескью, заботясь о твоем будущем… Хотя, извини, возможно, она любила его, и с ней он не вел себя таким скотом.

-Ничего, Том. Ты прав – похоже, мама и впрямь вышла за него ради меня. Она никогда не жаловалась, не плакала, не ругалась с ним. Но я хорошо помню, как, оставаясь одна со мной в моей спальне, она доставала из шкафчика с моим постельным бельем портрет отца, долго смотрела в его лицо, тихо и грустно улыбаясь, а потом, только тогда плакала. «Слава господу, Ники, ты так похож на своего отца, мой хороший!» — шептала она, прижимая меня к себе… А незадолго до смерти она показала мне изумруд и сказала: «Когда-нибудь ты подаришь его той, что полюбишь больше всего на свете. Слышишь, Ники? Только ей! Не продавай его никогда… Камни такой огромной ценности имеют жуткую особенность – они всегда облиты кровью. Но этот камень много поколений был осенен любовью тех, кто его дарил, и тех, кому его дарили. Пусть это никогда не кончится!»… Береги его, Элли. Береги, что бы ни случилось! И если… если окажусь я вдруг слишком далеко от тебя, так далеко, что не докричаться, посмотри на него, и ты услышишь мой голос, снова услышишь, как я люблю тебя, Элли!..