На заседание суда Элли привез я. Она сидела, схватив меня за рукав, не шевелясь и глядя лишь на Ника. Мне кажется, она и не слышала ничего. Да, наверное, и не стоило ей слышать всю эту клевету на Ника. Адокат, которого предоставили ему, нес какую-то жалкую чушь, никто не стал разбираться по-настоящему, и Ника приговорили к тюремному заключению… Элли, точно, умерла. Помню, как бродила она в сумерках по густо заросшему травой саду, все так же прижимая свою куклу к себе. Вокруг тихо блуждали сумеречные тени, пахло падавшими яблоками, которым судьба была в это лето сгнить разбитыми, а она все брела и брела, тихонько напевая свою песню. Ту самую, о которой я рассказывал… Я даже не пытался с ней заговаривать, зная, что это бесполезно. Но что-то подсказывало мне – Элли не уничтожена, она даже мысли не допускает о том, что никогда больше не увидит Ника. Она ждет. Все время, каждую минуту молча ждет… Не знаю, чем бы все это и кончилось, если бы в те дни Великобритания не объявила войну Германии. Примерно через месяц пришло письмо. Письмо от Ника. Оказалось, он каким-то образом напросился на фронт… Быть может, начальство было довольно его поведением, работой? Не знаю… В общем, ему удалось отправиться воевать. Так он мог не только писать Элли, так она снова чувствовала его рядом. Почти свободным и достойным ее. Хотя, конечно же, война есть война и Ник мог погибнуть. Но он был гордым человеком с чувством собственного достоинства, наш Ник! Он пошел защищать свою родину вместо того, что бы отсиживаться на нарах. Он пошел защищать Элли, и она это понимала… В тот вечер я ужинал здесь, в «Лугах». Хочу сказать, что сам остался в те дни дома из-за своего слабого сердца. Как ни рвался, врачи не отпустили! Ведь как раз где-то за полгода до войны у меня обнаружили порок сердца, ругали еще меня, что до сих пор не обращался. А я и не понимал, что болен. Когда же прихватывало, помалкивал, считая, что просто устал, нерв какой защемило или еще что. Дурак, конечно! А мама так плакала, когда я решил на фронт пойти! Все просила, что бы я с ума не сходил, что я просто и не доеду до фронта… Так вот и остался. А после войны мне операцию сделали… Простите, что отвлекся, мистер Мэйсон! Просто, что бы вы знали, почему я оказался в «Лугах» в тот день, а не в окопах… Элли было не узнать! Она выпила немного бренди, щечки ее порозовели, и она улыбалась, даже смеялась, радостно и с надеждой. На какое-то короткое время мы с миссис Хэмилтон, которая, кстати, всячески поддерживала Элли и верила в Ника, перестали беспокоиться за Элли. Как мы ошиблись! Через пару дней утром, миссис Хэмилтон нашла письмо на столе в гостиной. Элли уехала на фронт, поближе к Нику. «Милая, милая моя тетушка! – писала Элли. – Не беспокойтесь за меня! И прошу вас, не говорите никому, что я еще несовершеннолетняя! Иначе меня не возьмут… Вы ждите и верьте, как верю и жду я. Очень надеюсь, что там, на фронте, я обязательно где-нибудь встречу Ника. Ради этого и еду. Простите меня! Простите, что оставляю вас без своей поддержки и помощи, хотя, надеюсь на то, что наш лучший друг Том всегда будет неподалеку. Я верю в то, что вы, дорогая моя тетушка, понимаете меня, как понимали всегда. Все будет хорошо, непременно! Мы с Ником вернемся, и снова будем все вместе. Обязательно!»… Я знаю, мистер Мэйсон, я сам всегда надеялся, что если во что-то искренне веришь, если чего-то по-настоящему хочешь, это сбывается. Особенно, если речь идет о таких сильных чувствах! Может, так оно в жизни и случается… Но даже такая непобедимая любовь, что связала Элли и Ника, не спасла их. Как ни рвались они друг к другу, встретиться им было не суждено. Элли… она погибла при бомбежке их госпиталя. Это был прифронтовой госпиталь, размещенный в палатке. Элли работала хирургической медсестрой, и они с доктором оказывали самую первую помощь раненым солдатам. Они спасали жизнь, что бы потом, эвакуированные в настоящий госпиталь в тылу, солдаты уже выздоравливали и набирались сил… Как написало командование в письме к миссис Хэмилтон, Элли до последней минуты выполняла свой долг, и благодаря ей к своим матерям и женам вернулось немало сыновей и мужей. Бомба прямым попаданием разнесла палатку госпиталя со всеми, кто в ней был, в клочья…