-Том, мальчик, мы же забыли! – воскликнула она.
-Что забыли?? – удивился я, едва не подавившись куском.
-Кукла, Том!
-Что «кукла»? – опять не понял я, но миссис Хэмилтон уже вышла в переднюю и распахнула дверь.
Я вскочил вслед за ней и, подойдя, через ее плечо увидел на ступенях крыльца большую коробку, перевязанную лентой с пышным бантом. Там же торчала карточка, на которой, как и всегда, все эти семь лет было написано: « Для Элеоноры в день ее Рождения». Я внес коробку в столовую, поставил на стол и открыл. В коробке лежала эта, последняя кукла. Одетая в лиловое узкое платье, длинные лиловые перчатки и маленькую шляпку с вуалеткой на уложенных в модную тогда прическу на черных кудрях, она очень напоминала молодую леди, которой должна была бы стать Элли… Миссис Хэмилтон расплакалась, конечно, но не горько, не отчаянно, как этого следовало бы ожидать. Она плакала и улыбалась. Грустно, но все же.
-Вот и для кого-то еще наша девочка жива и любима, Том! – сказала она тогда.
-Для меня она всегда будет жива… — глухо произнес Ник и взял в руки куклу в зеленом платье, которую Элли любила больше других кукол, и которая была так похожа не нее саму…
Рипли раскурил свою трубку и снова как-то пристально посмотрел на меня. Только теперь в его взгляде сквозила неуверенность. Словно, он хотел что-то сказать или спросить, но не знал, стоит ли это делать.
-Что, мистер Рипли? Вы что-то хотите сказать мне? – не вытерпел я.