-Не плачь, девочка! Не плачь о том, о чем ты сейчас так расстраиваешься! Да, помню, это я говорила, что надо поплакать, если хочется. Но так терзать свою душу не надо. Я сторонний человек, но я обожаю «Королевский Крест», мне нравятся и песни Тайлера, он сам. Еще бы! Я ведь старше тебя и смогла застать их расцвет в том возрасте, когда уже понимаешь в музыке кое-что. И, конечно же, Эдди! Эдди Дэймонд! Вот кого действительно любили безгранично, не смотря ни на что! Если уж вообще любили «Королевский Крест»… Советский режим не позволял легко доставать их пластинки – только на «черном» рынке за бешеные деньги. Информация какая-то просачивалась через тех, кто мог слушать Голос Америки, английские радиостанции, Севу Новгородцева и так далее. «Песняры», «Самоцветы» всякие и прочая «совковая» эстрада – после «Королевского Креста»… Сама понимаешь, даже лучшие их песни ни в какое сравнение с «Крестом» не шли! Да что я тебе рассказываю?! Уж если хватило у тебя смелости, силы так любить Тайлера, что сама Судьба пошла у тебя на поводу, то лучше тебя в их песнях вряд ли кто понимает!

Маруська счастливо улыбнулась.

-Спасибо вам! Только эти ваши слова, и мне стало куда лучше… Но…

-Что «но»? Ничего не «но»! Скажу тебе, Ричардом я тоже увлекалась. Ну, как… Когда Эдди не стало, когда стало просто дико пусто место рухнувшей башни, я стала невольно приглядываться к тем, кто остался. Я слушала их сольные работы, и Ричард мне понравился очень. Сильный, своеобразный талант. Тем более смелый, что так серьезно отличался от того, что делала группа, чьим лицом был все-таки, Эдди. Куда больше, чем все остальные. Да и казалось мне всегда, что Эдди, как бы тесно ни был связан с группой, как бы близки они все четверо ни были, шел по жизни в одиночестве. В глубоком, ничем неистребимом и достаточно добровольном. Жутко звучит, но это просачивалось через все его улыбки, все его поведение на людях, через всю ту огромную любовь, что испытывали к нему миллионы людей. Его глаза…