Ричард перевел на сына потемневшие глаза.
-Она… Мне сказали, что она сильно напилась и не может говорить. Что забрать ее надо. Это адрес…
-И что? Что мы сидим-то?! Поехали!!
Рэй-Тайгер вскочил было, но Ричард, точно окаменел.
-Да ты что, отец?! Вставай, поехали!!.. Ты… что же, сердишься на нее? О, Господи! Ну, напилась она, и что? Подумаешь! Мэри слишком давно ничего крепкого не пила, а тут вот просто выпила больше, чем ей достаточно было, что бы опьянеть. Можно подумать, ты никогда не напивался в стельку! Разве это грех?! Ну, скажи!
-Это не грех, Рэй… Но… Я чувствовал, что что-то не так, что нельзя ей ехать к этим ее друзьям, и она не могла не слышать этих моих чувств. Не могла! После всего, что мы пережили, после… Не услышала, Рэй! Ее друзья оказались ей дороже меня, дороже сына, дороже всего, чем мы жили все это время…
-Папа!! – Рэй-Тайгер почти кричал. – Что ты говоришь?! Поехали за ней! Заберем ее, а потом ты осмыслишь все, что сейчас мутит твой разум… Поехали же!
-А Келтон?
-Возьмешь его с собой. Ничего. Не оставлять же его одного здесь!
Через несколько минут они уже мчались на такси по дороге в сторону Подольска, и, слава Богу, в этот час от вечерних «пробок» не осталось и следа.
Рэй-Тайгер с трудом смог объяснить не знавшему английского шоферу адрес улицы и дома, который записал в блокноте. Он даже не пытался разговаривать с Ричардом. Тот молчал, машинально укачивая и без того спавшего Келтона. Прижимал его к груди, точно, своим крохотным сердечком сын успокаивал большое, болевшее нестерпимой болью сердце отца.
