А на лице капитана всё та же непроницаемость, глаза только блестят. Или это блеск от мониторов? Я смотрю на него, мысленно пытаясь достучаться до него, чтобы он ответил мне хоть что-нибудь! Даже самую малость!

— Эх, Славин, — тяжело вздыхая, отвечает капитан.

Я хочу, чтобы он мне доверял и верил в меня! И я мысленно, почти телепатически, как это не раз бывало с ребятами из Банды, стараюсь, чтобы мои просьбы дошли-таки до капитана.

— Да, брат, — уловив, всё-таки, мои посылы, продолжает капитан, — нелёгкая у нас с тобой работа. Тяжёлая, и не всегда понятная. Для нас непонятная. А вот для тех, кто выше – им, видимо, и понимать ничего не надо.

Он говорит эти слова, положив мне свою руку на плечо, и я прекрасно помню этот жест – он был всякий раз, когда у нас с капитаном происходил «душевный» разговор. А из этого разговора я понял, что больше мне ничего не скажут. Да и что говорить? Мне всё понятно.

— Вот так-то, — тихо говорит капитан.

Я чувствую в его словах горечь, что-то ещё, какое-то знакомое чувство, но определить точно я его не смог. Возможно, это было отчаяние.

Капитан Кортнев вызывает конвой, принимает от меня жест «под козырёк», и отправляет из блока.