Однажды, устав от моих не отвеченных звонков — в том числе и в дверь — я запрыгнул к ней на балкон из окна лестничной клетки. Это был прыжок со скользкого после дождя карниза на седьмом этаже — вбок на открытый балкон. Шанс умереть, поскользнувшись с карниза, у меня был точно: как никак, седьмой этаж. И я смертельно боюсь высоты. Но мне повезло, я попал на балкон и постучал в квартиру. Она выбежала в халате и стала бить меня тапкой, как какого-то провинившегося кота. Как же я был счастлив в этот момент! Может, в романтической мелодраме я должен был бы насильно заставить её поцеловать меня и простить. Но я повел себя по-другому. Я позволил себя вытолкать взашей из квартиры. И каким-то образом по пути ей удалось укусить меня за руку. Я не чувствовал боли, настолько я был опьянен своими гормонами. Укус был сильный, и шрамы остались навсегда. Но слов никаких не прозвучало, и разговор не состоялся.

Чуть позже, в одну из поездок в Москву со своим любовником (женатым начальником компании, в которой она работала), она попала в аварию. Черный Гелендваген, в котором она спала на заднем сидении, был умело подрезан остросюжетными товарищами, но они что-то не рассчитали, и Оля вылетела из машины… И часть ее мозга осталась на асфальте. Может быть, совсем небольшая, но все-таки, очевидно, важная часть. Она пролежала в коме семь дней. Мне позвонила её сестра и сказала, что Оля хочет со мной поговорить. Я пулей метнулся в Москву, прибежал в больницу и увидел радостные широко распахнутые глаза и счастливую улыбку.