И Дэвид взмахнул рукой, давая кому-то невидимому знак начинать. Музыка зазвучала – та самая двойная ударная партия под низкую ноту на бас-гитаре, и я медленно, не сводя глаз с Ричарда, освещенного двумя перекрещенными прожекторами, подошла ближе, почти не чувствуя своих ног.
Его не предупредили о прожекторах, и он не закрыл глаза темными очками, как на презентации. Я видела их, и я ждала. Я так надеялась, что он снова посмотрит мне в глаза, как тогда глядел в объектив моего фотоаппарата!.. Ричард опустил взгляд в ожидании момента вступления, и когда он настал, вскинул глаза. Сердце мое замерло – он смотрел прямо на меня! Смотрел так, словно, и не было никого здесь, никаких гостей – его друзей, никого, кто бы мог увидеть этот его взгляд и хоть что-нибудь понять. И я не понимала, но ощущение, то же чувство, что и на концерте, оно снова возникло, и я дрожала от этого взгляда, словно, снова… снова была там, в павильоне Брэндана, на съемках, когда Ричард вошел в «спальню» и обнял меня… Я и не заметила, как песня закончилась, и в тишине мой бокал разлетелся о плиты небольшой площадки перед верандой вдребезги так оглушительно, точно, это был десяток бокалов, слетевших с подноса неуклюжей служанки.
-О… — выдохнула я. – Простите! Простите меня!
-Пустяки, Мишель, — Брэндан подхватил меня под локоть. – Иногда хрусталь и существует для того, чтобы его бить…
-Я даже говорить ничего не буду, — раздался голос Дэвида, и сквозь страшное смущение, не позволявшее мне даже взглянуть на Ричарда, я поняла, что тот покинул импровизированную сцену, а Дэвид взялся продолжать свою программу развлечений.