А ещё я был удивлён, но не очень приятно, когда понял, что медик «Леон», при медицинских процедурах, чистит мои мозжочки! Стирает данные, вредный медик Титов, чтобы я меньше знал и крепче спал! Винить, конечно, я мог его только заочно, в лицо не говорил. Да и не надо было. Когда я в первый раз понял, что меня «почистили», я мог только удивлённо и расстроено смотреть на медика. А тот улыбался мне, и говорил о полезности процедур, при этом понимая, что пациент не доволен. 

Недоволен я был и тем, что меня навещали военные. Безусловно, по-другому быть просто не могло. Но что я мог сказать им сверх того, что было услышано во время передачи моего диалога со Светловой, когда она направляла на меня табельное оружие? И сверх того, что у меня слили с моих бедных мозгов? Ничего нового. Радовало, что при моих допросах присутствовал сержант Дубов и теперь он и не сержант, а прапорщик. Эта новость была приятной. Хотелось бы мне знать о капитане, задержится ли он на станции, и здесь ли он вообще? У Дубова спросить об этом я не смог.

Спецслужбы, тем не менее, от меня отвязались быстро, поняв, видимо, что они и так уже всё знают из данных, которые им предоставили. Да и медик Титов не давал им возможности допрашивать меня подолгу. Вот за это ему спасибо.

Темой номер три для размышлений была Троекурова. Что теперь с Иркой, мне было не известно. Ребята пожимали плечами, среди списков курсантов её нет. Достать или заглянуть в какой-нибудь другой список возможности не было. Сейчас мы находимся в других условиях, нежели на Драгуне. Здесь капитанский мостик я взломать не решусь.