— Данте, — слышу я от Боцмана. – Это слишком.
— Не слишком, — отвечаю я. – Это будет ей уроком, что забросила тесты и полёты. Взялась за одну физуху, скоро тебя бить начнёт! – Я прикладываюсь кулаком в плечо Боцмана. – А мне нужна моя Банда здравомыслящая! А не бросающаяся с кулаками на других курсантов!
Атмосфера напряженная. Кажется именно сейчас, мои курсанты жалеют, что присоединились к нам. А всё из-за того, что Динка до сих пор на матах, не смотря на то, что почти все курсанты отработали приём, и не один раз. И даже не два. Если я замечал, что кто-то из курсантов решался на слабую подсечку, не вкладывая силы, и чтобы пожалеть Дину, приём проводился ещё раз.
Они переглядываются, смотрят на Тёму, потому что понимают — если кто и сможет заставить меня пожалеть Динку, то это он. Но Тёма, получив от меня чёткий ответ, больше ко мне не пристаёт. Даже Паганель, благополучно отработав приём на Динке, молча вернулся в строй курсантов. Ребята знали, что со мной спорить бесполезно.
Инструктора тоже наблюдали за тем, как проходит отработка приёма. Демидов внимательно смотрел больше за мной, чем за тем, что происходило на матах. Лишь изредка смотрел на Дину, которая, это было заметно, подустала.
Другими зрителями «экзекуции над курсантом» были Колесов и компания. Они были далеко, и я не мог слышать, о чём они говорили. Надо сказать, что меня это не очень интересовало.
