2
     Филлида поудобнее устроилась на сене в тщетной надежде заснуть. В стойле стоял запах сушеных трав, скошенных для корма животных и этот опьяняющий аромат лесных растений напомнил ей о жизни в лесу. Тогда все было по-другому, а сейчас, когда пали хатты и жрица приговорила ее к смерти, не осталось ни малейшего шанса на спасение. Завтра все будет кончено… Но Филлида почему-то не страшилась смерти, чьи зловещие шаги она уже слышала. Вся жизнь пронеслась у нее перед глазами одним мгновением. В чем был смысл этой прожитой жизни? Филлида задумалась: «Для чего я жила все эти годы? Зачем? Нет, жизнь бессмысленна и я слишком поздно поняла это… Но там, в Риме, было ради чего жить, а когда я все потеряла, угасла и моя жизнь… Лучше умереть, чем всю жизнь провести в чужой стороне, никогда не увидев больше родных мест»…
     Филлида впала в какое-то странное состояние напоминающее бред. Она уже засыпала, но перед глазами вставали странные образы, похожие на чудовищ. Духи болот превратились в уродливых существ, они протягивали к Филлиде свои страшные руки — разветвленные замшелые корни, напоминающие щупальца и тянули ее в болото, в эту ерную мутную воду. Трясина засасывала ее все глубже и глубже. Она пыталась выбраться из болотной трясины, но вместо этого погружалась в нее все глубже, распугивая лягушек, а духи шептались между собой и смеялись над ней. Филлида ухватилась за корягу, покрытую мхом, но это оказалась рука одной из праматерей, чьи волосы развевались на ветру. Вдруг эти волосы превратились в клубки змей. Змеи ползли, чтобы ужалить Филлиду, а она все глубже и глубже погружалась в эту никем не изведанную топь, во мрак.  Но вот вспыхнули в темноте горящие глаза ведьм, которые тянули к девушке свои костлявые руки. Они кружились в каком-то бешеном танце, наводя ужас, и Филлида увидела среди них изуродованное лицо Ромильды. Ее глаза горели дьявольским огнем, а вместо рта зияла черная дыра, ввалившиеся щеки и белые, как снег, волосы, были похожи на саму смерть. Ромильда хохотала, видя тщетные попытки Филлиды спастись, этот смех резал ей слух. Жрица протянула ей свою руку и Филлида с ужасом увидела, что эта рука обросла шерстью, она, словно змея, обвилась вокруг шеи девушки, погружая ее в черные воды и, не переставая, хохотала. Вдруг образ Ромильды рассеялся. Стало тихо и спокойно, попали уродливые чудовища, не было больше болотной топи. Филлида увидела духов, но это были ни страшные болотные чудовища, а добрые защитники, оберегающие ее от сил зла. Они были легкие и прозрачные, словно ветерок. Филлида почувствовала внутри себя огромную силу, словно у нее начали расти крылья. Она превратилась в такого же бесплотного духа, парящего над грешной землей, беззаботного и веселого. Все злое осталось позади… Наконец видения рассеялись. Филлида почувствовала легкое прикосновение и приоткрыла глаза. Она увидела перед собой лицо Сигурта.
     — Пойдем, Авенахар, у нас мало времени, — сказал он. Девушка приподнялась: она никак не могла прийти в себя после этих видений. Сигурт резко схватил ее за запястье и потащил за собой.
     — Куда мы идем, Сигурт… Это лицо Ромильды… Я не могу его забыть, — произнесла девушка.
     — Приди в себя, проклятье Хелля! Возьми этот плащ и надень его, надо немедленно бежать, — проговорил воин.
     Только сейчас Филлида очнулась от сна и поняла, что Сигурт пришел спасти ее. Она быстро накинула темный плащ  с капюшоном и последовала за воином. Свежий воздух окончательно отрезвил ее.
     — А где стражник? — спросила она на ходу.
     — Я оглушил его, — ответил Сигурт. — Поторопись, Авенахар. Я обещал спасти тебя и сделаю это любой ценой.
     Филлида не знала, сколько сейчас времени. Очевидно середина ночи, потому, как все было тихо и спокойно. Полусонная деревня хаттов… Стояла тишина, лишь цикады нарушали ее, да сверчки, прячущиеся в траве. Деревня напоминала сейчас заколдованную местность, где не живут люди, а лишь обитают злые духи и ведьмы. Нигде не было видно ни огонька: все костры потушены. Только далекая луна посылала на землю свой рассеивающий свет, при котором, словно молнии, блестели глаза Сигурта, а лица Филлиды из-за плотно накинутого капюшона, не было видно. Они шли, то и дело куда-то сворачивая. Залаяла собака, но на нее никто не обратил внимания. Сигурт крепко держал Филлиду за руку.
     — А если нас поймают? — испуганно спросила девушка. — Они убьют тебя, Сигурт.
     — Не беспокойся обо мне, Авенахар, — сказал хатт, — нас не поймают, я не допущу этого.
     Его голос звучал так уверенно, что Филлида чувствовала в его присутствии себя совершенно спокойно. Она была убеждена, что  им удастся сбежать. Сигурт словно был ее духом-хранителем, оберегавшим ее от напастей. С ним Филлида была в безопасности. Она не разбирала дороги, полагаясь на воина. Они миновали деревню и начали подниматься по лесной тропе. Филлида упала, зацепившись за пень. Сигурт осторожно помог ей подняться.
     — Тебе не кажется, что мы слишком быстро идем, я больше так не могу, — сказала девушка.
     — Нам нужно до рассвета убраться подальше отсюда и Фрия на нашей стороне, — возразил хатт.
     Филлида выбилась из сил. Они все шли и шли по зарослям таинственной обители духов. Филлиде вспомнилась Хельгруна, ей было жаль расставаться с ней, даже не попрощавшись, но выхода не было. Наверное Хельгруна сказала бы ей сейчас: «Хрустом веток вы спугнете всех лесных духов». Филлида невольно улыбнулась. Как ты сможешь жить вместе с Ромильдой, Хельгруна? Жрица ненавидит тебя! Но брать ее с собой было просто бессмысленно. Место Хельгруны здесь, рядом со своими соотечественниками. Девушка не могла подвергнуть подругу такой опасности. Вдруг их поймают? Кроме того, на Хельгруну ложилась обязанность заботиться о ребенке Халльгерт.
     Девушка и Сигурт все дальше уходили от деревни. Они поднимались по крутому склону и Филлиде все время казалось, что она сейчас упадет и не сможет подняться. Филлида крепко вцепилась в руку воина, если бы он не поддерживал ее, она не смогла бы идти. Уходя дальше и дальше, Филлида часто задавала себе вопрос: куда они идут? С рассветом Ромильда заметит исчезновение чужеземки и положит все силы, чтобы найти ее. Кроме того, хаттские земли со всех сторон окружены римлянами. Куда бежать? Где искать спасения?
     — Сигурт, куда мы идем? — внезапно спросила Филлида.
     — К холму, там мы на некоторое время сможем укрыться, а потом… Потом сбежим в Галлию. — «Неужели он в самом деле верит, что нам удастся сбежать в Галлию?» — пронеслось в голове Филлиды, но она промолчала и пошла дальше. До холма оставалось недалеко.
     — Сейчас нужно особенно осторожно идти, не делая лишнего шума, — сказал хатт. — Поблизости находится крепость Могонтаик, она принадлежит римским собакам и я не удивлюсь, что мы можем наткнуться на одного из них…
     Филлида вздрогнула. «Пусть сохранят меня боги от встречи с римлянами. Пусть лучше Ромильда утопит меня в болоте», — подумала она. Они шли, стараясь не шуметь, пробираясь по узкой тропке, заросшей колючками и травами, которые доставали хатту до пояса. Поблизости разносился запах жареного на костре мяса, от которого текли слюнки. Филлида и Сигурт были голодными и обессилившими. Запах жареного мяса просто сводил с ума, но нужно было идти дальше. До слуха Филлиды долетали знакомые обрывки латинских фраз. Сердце девушки судорожно сжалось: где-то поблизости расположился римский легион. Но, может быть, боги смилуются над нами? Размышляя над этим, Филлида совсем не смотрела себе под ноги и наступила на сухой сук. Треск эхом разнесся по лесу. Филлида в испуге прижалась к Сигурту. Она хотела сейчас убежать куда-то, спрятаться от опасности, но было слишком поздно. Послышался чей-то шепот и шаги.
     — Сигурт, мы пропали, — в страхе сказала девушка.
     — Проклятье Хелля! — выругался хатт. Полная луна осветила фигуры двух идущих навстречу им людей. Они несли факелы. Дождавшись того момента, когда рука Сигурта ослабла, Филлида вырвалась и побежала, что привлекло внимание шедших с факелами еще больше. Однако хатт резко схватил Филлиду за плечи:
     — Твой разум окончательно помутился, Авенахар? Ты собираешься сбежать от тысячи римских собак?
     Тем временем люди с факелами настигли их. Поняв всю безысходность положения, Филлида поплотнее натянула капюшон.
     — Стой, кто идет! — сказал один из римлян. Это был военный трибун Невий Клар. Видя, что двое не собираются отвечать, Руфин посветил в лицо факелом:
     — Что вы тут делаете, грязные варвары?! — сказал он, толкнув тупым концом копья воина в бок. Сигурт, в порыве ярости хотел наброситься на него, но Филлида остановила его, изо всех сил сжав руку хатта.
     — Отвечайте, что вы делаете тут, хаттские шпионы?! Вы, проклятые дикари! — заорал Руфин.
     — Они не понимают нашего языка, — сказал Клар.
     — А это еще кто! — воскликнул центурион, взглянув на фигурку Филлиды в плаще, с плотно надвинутым капюшоном. Руфин наконечником своего копья стянул капюшон с девушки и посветил факелом ей в лицо. Невий Клар испугался, увидев на лице своего центуриона столь удивленную гримасу.
     — Сожри меня Цербер, если это не Филлида! — прошептал Руфин. — Я бы менее удивился, увидев перед собою привидение. Кто бы мог подумать, жена сенатора Юния Тертулла скрывается в этом проклятом богами месте, я не верю!
     Филлида очень сильно побледнела, ее губы дрожали. Сигурт не понимал ни слова по-латыни, он мог только догадываться, о чем они говорят.
     — Вот тебе раз! — не мог успокоиться центурион. — О тебе ходили разные слухи в Риме.
     Руфин взял Филлиду за подбородок:
     — Но тебя можно понять, моя богиня. После того, как Тертулла обвинили в измене и он вскрыл себе вены… Лучший способ избежать расправы Домициана — сбежать хоть на край земли, — центурион разразился хриплым смехом. — Но теперь твой час настал, я обязан выдать тебя Домициану, это мой долг.
     Земля уходила из-под ног Филлиды. Это конец! Почему она не осталась у хаттов, спокойно ожидая своей участи? Если Руфин выдаст ее Домициану… Конечно, он сделает это…
     — Не делай этого, Руфин, — прошептала Филлида, чувствуя, что силы покидают ее.
     Центурион задумался: в конце концов никто Филлиду не видел, кроме него и Клара, но на трибуна можно положиться. Она не сделала ему ничего плохого, но Домициан наградил бы центуриона за жену так называемого заговорщика. Поразмыслив, Руфин сказал девушке:
     — Я могу выдать тебя императору, но не сделаю этого, если ты согласишься на одно условие…
     — Какое это условие? — произнесла Филлида.
     Руфин обхватил ее за плечи и шепнул на ухо:
     — Ты знаешь о моей страсти к культу Исиды? Так вот, если хочешь, чтобы я молчал, станешь жрицей одного храма Исиды в Риме…
     Сигурт с ненавистью посмотрел на центуриона:
     — Разреши, и я убью его, АВенахар, — сказал он, обращаясь к Филлиде, но та отрицательно покачала головой.
     — Что сказал этот варвар и что он делает в твоем обществе? — спросил Руфин, косясь на хатта.
     — Это… мой раб, — произнесла девушка. — Он хотел узнать, могу ли я взять его с собой.
     — Отчего же нет. Так ты согласна на мое условие, богиня? Или хочешь испытать на себе гнев нашего божественного императора?
     — Да, я согласна, — ответила Филлида.
     По лицу Руфина пробежала самодовольная улыбка. Он накинул на девушку капюшон, чтобы никто из римлян не узнал ее. Затем трибун заключил руки узников в кандалы и повел их в лагерь, как захваченных хаттских пленников, чтобы отправить их в Рим.