Через несколько дней к холму пришел Сигурт. У него был ужасно жалкий вид. Глаза ввалились, лицо было бледным и худым, он хромал и рана на ноге кровоточила. Одежда была в грязи и сам воин казался подавленным. Он быстро освободил Филлиду и Фредемунд и присел на камень, не произнося ни слова.
     — Сигурт, — произнесла Фредемунд. — Я уже все знаю, так распорядились боги.
     — Боги?! — воскликнул воин. — Как боги могут допускать такое?
     Сигурт опустился на колени, сжимая в руках комья земли. Женщины увидели, как он зарыдал. Воин, который столько раз видел смерть перед глазами, сейчас рыдал, как беспомощная женщина. Он упал на землю, уткнувшись в нее лицом и судорожно сжимая ее в руках:
     — Фрия-мать, возьми меня к себе… я не могу смотреть на это, ибо это выше моих сил… Смотреть на то, как убивают твоих братьев и сестер, как погибает, захлебываясь в крови, весь твой народ и никто не в силах ему помочь. Смотреть, как топчут ногами твои святыни и бездействовать! О Фрия, поглоти нас всех, чтобы мы ушли от позора…
     Воин умолк и долго лежал так, не поднимаясь, словно впал в какое-то забытье. Могло показаться, что он умер. Фредемунд слегка дотронулась до него, Сигурт встал и быстрыми шагами направился к деревне. Женщины пошли вслед за ним, с трудом ступая на ноги: после нескольких дней бездействия, конечности отказывались повиноваться.