– Аня, ты это?

Обернувшись, заметила старую скрюченную женщину.

– Баба Стеша? – вгляделась в морщинистое лицо и тихо охнула.

Никому мы не нужны были тогда в посёлке, и не хотела я афишировать своего приезда, чтобы пересудов было меньше. Пусть думают, что столичная семья в гости на выходные пожаловала. Меня и не узнавал никто, а Машу и подавно.

– Господи, какая ты стала… Если бы не увидела тебя возле вашего дома, то и в жизни не признала…

– Так изменилась? – грустно ухмыльнулась я.

– Конечно! Вон какая красавица стала. А Маша, что же, с тобой?

– Со мной, баба Стеша. Куда же я без нее.

Странное, непонятное чувство тоски и грусти сковало все внутренности. Я уже собралась сказать, что тороплюсь и идти к Игорю и девочкам, как старушка снова заговорила:

– А помнишь, кот огромный все ходил за твоей Машкой?

Я замерла, и сердце забилось гулко в груди.

Мне хотелось найти и посмотреть на него хоть одним глазком. Ради Маши и хотелось найти в первую очередь. Не знаю, почему ей так дороги были эти воспоминания о Пуховике. Но мне казалось, если не встретим его и уедем, не повидав, то будто напрасно приезжали…

– Когда вас тот приезжий молодец-то забрал, кот ещё долго приходил на пепелище. Зимой последний раз видела его. А больше нет… Всю рассаду мне по весне топтал, окаянный. У соседей цыплят считал, как митинги устраивал в протест.