-А где там Машенька? Как она? – спросил вдруг Петрович.

-Она здесь. Но не слушается совсем  — стоит за моей спиной.

-Что-о-о?? НЕМЕДЛЕННО В КРЕСЛО И ПОД РЕМНИ БЕЗОПАСНОСТИ!!! – заорал Петрович. — Слышишь, Вишнева? Я уволю тебя, если слушаться не будешь!!

Его обращение на «ты», какое-то теплое, надежное, слегка согрело меня, и я даже улыбнулась.

-Хорошо, Андрей Петрович! – крикнула я позвонче, наклонившись к микрофону Кирилла. – Я пристегнулась!

И я совершенно честно уселась в кресло и защелкнула ремни.

-То-то! Вам садиться скоро. Будьте внимательны и осторожны! Я поведу вас, не переживайте.

И он вел нас. Как слепых котят заботливая кошка, и мы летели практически напролом, наскакивая на очаги, которые на локаторе светились оранжевым, красным и фиолетовым цветами. Обходить было слишком поздно. Несколько раз по кабине, словно, дубиной врезали, мы переглянулись с Кириллом, а Петрович объяснил, что по самолету попала молния.

-Да ничего, ребята! – веселился он, пытаясь расшевелить нас, застывших от напряжения. – Приземлитесь и посмотрим, что там с вами было. Если об вас окурки тушили, значит, шибануло!

-Окурки?? – переспросила я.

-Ну, да! Отметины на фюзеляже, похожие на следы от тушения окурков.

-Господи! – вырвалось у меня.

-Что?? – тут же рванулся ко мне Кирилл. – Вам плохо? Маша!

— Я в шоке от ваших «окурков»…

-Машенька! Вы оба — не расслабляйтесь! Пока вы там летаете, к нам уже собрался тот доктор, к которому вас отправили. Мы связались с ним, как только все это случилось, и он долго возмущался вашей прыткости, Кирилл. Слышите! Он сказал, что нечего было тащить Вишневу к нему. Он бы и сам прилетел… Теперь ждите колотушек!