-Может быть, я и надеялась услышать от вас что-то такое, что оправдало бы ваше желание сопроводить меня, но…

-Возможно, хоть какое-то напоминание о том, что произошло между нами перед моим отъездом? Вам удивительно, что я не заключил вас в объятия и не напомнил, как просил вас не исчезать?

-Считайте, что напомнили! – вскричала я, чувствуя, что вот-вот разревусь.

-Не злитесь! Всему свое время, мисс Уотсон. И вот еще что… Я думаю – то, что вы делаете сейчас вместе с Брэнданом и Ричардом, гораздо важнее любых ваших сомнений, смятений и личных переживаний. Только не подумайте, что я пытаюсь залезть вам в душу! Просто переживания пройдут, а ваш труд, воплощение ваших чувств, фантазий останется. Люди увидят это, и вы поймете, почувствуете, что поделились с ними чем-то лучшим, что в вас есть, что им понравилось – люди вовсе не так глупы и бесчувственны, какими порой кажутся! – и вам станет светлее на душе. Уж поверьте!

-Эдди стало легче и светлее? – вырвалось у меня. – Он отдал так много, что сердца у многих до сих пор щемит!

Хадсон опустил голову, выдохнул и снова поглядел на меня через свои «кошачьи» очки.

-Уверен, если бы он не пел так, как пел, если бы не подарил миру часть своей души, ему было бы еще хуже… Я вот только думаю, что это не ему свезло стать великим и знаменитым, настоящей легендой, а нам всем сделали потрясающий подарок… Но вот радоваться и веселиться он умел, как немногие! И драки в студии «Королевского Креста» никогда не закончились бы развалом группы. Никто бы из них этого не позволил, потому, что знали они четверо – группа, их музыка дороже любых споров.