-Тише…  — его шепот, — тише, ребенок мой родной! Тише… Вот так, успокойся… Я же с тобой!

И он прижался губами к моим мокрым щекам, он покрывал их поцелуями, он прижимал меня к себе, унимая мои рыдания, волосы мои лаская, сердце мое спасая.

-Зачем ты прячешься? Ты снова уйдешь? Да? Скажи мне!

-Я знаю, ты бы хотела услышать обратное, но я и вправду уйду сейчас. Так надо… Но я умоляю тебя, Мишель, я как Бога тебя молю, жди меня! Прости и жди, если эти слезы твои по мне, потому, что скучаешь и ночь тебе не в спасение без меня, не в отдых. Простишь? Ты простишь меня, девочка?

Я прерывисто вздохнула.

-Убирайся ко всем чертям, Хадсон!

Я замерла в ужасе и ожидании его реакции. Секунда молчания и… он сжал меня в своих объятиях.

-Моя Мишель! – прошептал он. – Она снова здесь, моя злая девчонка, моя хулиганка с золотым сердечком, таким теплым, что хочется греться и греться о него…

-Поцелуй меня, Хадсон! – прошептала я. – Поцелуй, пока я и вправду не выгнала тебя отсюда!.. Мне больно.

-Я боюсь, Мишель, боюсь, что поцелуй этот оставит меня здесь. Я не смогу сдержаться. Я сейчас уже еле сдерживаюсь, ибо нет у меня сил жить без тебя, без того, чтобы постоянно обнимать тебя или хотя бы чувствовать твою ладонь в своей, что бы глаза твои видеть…

-Хадсон!! – закричала я, уже не в силах слушать его идиотские оправдания, схватила его за шею и притянула к себе. – Хадсон…

И проснулась. Все так же горела лампа, но на прикроватном столике лежал тюбик с мазью от ушибов и растяжений, упаковка с бинтом и пакет со льдом. А у кровати, виляя хвостиком, сидел Шерлок и улыбался. Только он один так умел из всех даже самых замечательных собак на свете!