И Хадсон резко сел на постели, надевая халат. Тут только я заметила, что через плотные гардины начинает просачиваться очень слабый, еле различимый рассвет.

-Но…

-Я предупреждал, но твое честолюбие оказалось сильнее желания провести последние минуты в моих объятиях. Чего же теперь?!

-Ты опять боишься, что я увижу твое лицо! – с горечью бросила я. – Для тебя важнее сохранить тайну даже от меня, чем побыть со мной подольше!

Хадсон обернулся, и я видела его, видела его фигуру рядом, видела, что он смотрит на меня, но черт лица… Нет, их я разглядеть не могла. Только очень смутно.

-Закрой глаза, Мишель… Я прошу тебя! Я не уйду сейчас… Господи, иди же ко мне!

И я закрыла глаза, я бросилась к нему, упала в его руки, и комната опрокинулась вместе со мной, моим сознанием. Только бы не задохнуться, теряя его дыхание!.. Но слезы сильнее, он сильнее, отобравший меня у целого мира, у жизни моей глупой, чтобы дать новую, где только он…

-Не открывай глаз Мишель. Прошу тебя! – шептал он, наверное, глядя на меня, в мои закрытые глаза.  – Поклянись, что не уйдешь, пока меня не будет!

-Не стану я ни в чем клясться!.. И знаешь, почему?

Он только сжал меня еще крепче.

-Потому, что если бы ты любил меня, если бы верил мне, то не спрашивал бы, не заставлял клясться. Разве не так, мистер Хадсон?! Ты бы был уверен, что никуда я не денусь, что я всегда там, где мое сердце… Я знаю, ночь уйдет и вместе с ней истает сила чувств. Воистину, утро вечера мудренее!.. Устыжусь ли я того, что произошло, посмеюсь ли над этим?.. Вот этого я не знаю, Хадсон!! Этого ты боишься? Но этого же боюсь и я. И не хочу. Ты ведь тоже выйдешь на улицу, к солнцу, к людям, к множеству привлекательных и еще незнакомых женщин…  А, возможно, и знакомых, тех, кто знают именно тебя, а не твою тень в ночи. Я ведь не заставляю тебя клясться в том, что ты вернешься! Я… лишь прошу…  Хотя, лучше бы мне было уйти, не видеть этого дома, этой вот комнаты. Уйти, чтобы понять, почувствовать…