-Все в порядке? – спросил он, наливая ей шампанского.
Она осторожно выпила и улыбнулась.
-Да. Спасибо, Кайл. Все в порядке.
-Вы не в обиде на меня за мой вопрос о моей маме? Ведь, кажется, именно он выбил вас из колеи… Или я неправ?
-Нет, Кайл, я поперхнулась и не более того… В вашем вопросе для меня нет ничего странного и такого, что заставило бы меня растеряться, смутиться… Я не писала ее, потому что… Как бы вам объяснить… Вы поймите, ведь я уже говорила – все мои акварели пришли ко мне неожиданно и непонятно, каким образом. Я чувствовала себя, да и сейчас чувствую неким проводником, если так можно выразиться… Но не как автомат, бездумно штампующий заданные изображения! Мне очень трудно, почти невозможно выразить все мои чувства, которые я испытывала, когда рисовала… Волнение, восторг, тревога, трепет и даже наслаждение! Но сами изображения не зависели от меня, верите вы мне или нет. Мне приходил в голову… даже не в голову – в душу образ и я рисовала и рисовала, не понимая, не осознавая, каким образом все это у меня получается и откуда берется. Не могла не рисовать! Бывало, ночами, не замечая времени…Но ее, вашу маму, я не видела. Ее образ ни разу не пришел ко мне, каким бы странным мне и вам это ни казалось…И порой я думаю о том, что… некоторые мои акварели – это… ее взгляд, то, что видела она…
Мэри невольно оглянулась на Ричмонда, ожидая какой-то реакции, а скорее, очередного едкого замечания с его стороны на свои последние слова, но он, кажется, увлекся каким-то разговором с Брэндоном, Джимом и Борисом, и не слушал ее.