— А вот когда повариха ее приготовит, за обе щеки уминать будешь, – с гордостью в голосе произнес Кирилл. Саша стоял рядом и наблюдал за всем происходящим с улыбкой. Владимир стоял поодаль и смотрел на младших с непонятным для Дани выражением лица. Это была гордость, легкая грусть, и еще что-то странное, едва уловимое, но кажется самое главное в этом взгляде, именно то, чего и не мог понять Даня. Казалось, он о чем-то сожалеет.

Кирилл оказался неправ. Действительно, когда парни вернулись домой, повариха приготовила самый настоящий пир. На столе была и утка с грибами, и утка под винным соусом (для тех, кто постарше), и еще какие-то блюда, названия которых Даня не знал. Вся еда пахла вкусно, выглядела так, будто ее достали со страниц меню первоклассного ресторана, но вот она не понравилась парню. Да, она была вкусной, но ее вкус был непривычен. Перед глазами все время стояла та, еще живая, но раненая птица, что пыталась вырваться из цепких лап большого зверя – из рук человека, а нос и мозг еще помнили запах грязи и крови, исходивший от убитой Кириллом утки. Парень жалел этих птиц. Он не был противником мяса, даже очень любил его, но животные и птицы, мясо которых поступает на прилавки магазинов, выращивались специально для того, чтобы быть съеденными, а эти утки были свободны, они не должны были умирать от ружья. Да и мясо, купленное в магазине было уже давно просто мясом, оно не погибало на глазах парня, не трепыхалось в его руках. Даня не видел их мутнеющих глаз, чистых и невинных, а, когда он увидел глаза той утки… ему показалось, что она плачет.