“Выстрелы. На северо-востоке от нас, на восточной стороне  деревни. Расстояние семь-восемь километров”, — я с любопытством прислушиваюсь к звукам силясь опознать какими видами огнестрельного оружия, ведут этот бой и насколько он интенсивный: “ Походу кто-то обороняется и весьма отчаянно. Но, патроны экономят. Шум генератора, работают бортовые крупнокалиберные пулеметы, два. А это ухнула малокалиберная пушка.…Да, определенно, кто-то обороняет. Даю руку на отсечения что нападающая сторона это твари”. Я внимательно изучаю карту местности и прокладываю самый короткий, но не самый удобный маршрут до железнодорожной станции – напрямую через реку, вдоль карьеров и железнодорожных путей. Резонно было бы предполагать, что железнодорожная станция была для военных и местом погрузки техники на платформы и местом пополнения боеприпасов но, продвигаясь к ней, я не встретил ни платформ, ни цистерн с топливом или вагонов с боеприпасами. Зато выходя к станции, я увидел пригородный пассажирский поезд и стоящий на соседних путях состав из несколько вагонов похожих на пассажирские и двумя опустевшими железнодорожными платформами. “ Хм. Санитарный поезд?! Любопытно”, — предположил я и вышел к самому зданию станции, чтобы успеть увидеть, что я нашел тех, кто тут шумел. Несколько больших КАМАЗов с красными крестами на бортах, пара Тигров, пара БТР стоящих по торцам здания, исправная Армата безмолвная и брошенная  чуть в отдалении, импровизированные баррикады из всякого храма и колючей проволоки и огневые точки в окнах. И много-много тварей, больших и даже очень больших вокруг. Это все что я успел рассмотреть, так как, судя по количеству тварей и потому, как засевшие в здании открывали огонь, я понял, что еще максимум пара часов и все  закончится с предсказуемым итогом. Медлить было нельзя, и я ринулся в бой. Мог бы вероятно и в сторонке постоять, если бы разумно ни предположил, что раненых таштагольцев могли привезти сюда, если такие, конечно же, есть – ведь военные проводили зачистку, взяли в плен живых и могли бы пристрелить тех, кого они нашли ранеными или передать сюда. А может, кто из наших сам к ним мог выйти, учитывая, что в колоннах было много местных из слуг или вспомогательных служб. Да и просто, видеть самых уважаемых в любой армии людей, медиков, в такой плачевной ситуации, даже для такого циника как я было печально. Вот только у меня и патронов и горючей смеси в баках оставалось немного, больше чем ноль целых и ноль десятых грамма. Выпустив в импульсном режиме с пару десятков огненных шаров, оружие фыркнула последними сполохами и, умолкло, а через пятнадцать минут стихли пулеметы и я, выбравшись на крышу машины через люк уже начал вести огонь из своего автомата. Благо самых жирных и грозных тварей к этому времени Девятая уже успела уничтожить, так что мне оставалась постреливать по “мелочи”, помаленьку отбивая у них охоту, продолжать нападение. Но и у меня патроны закончились, и пришлось освежить память как пользоваться клинком и оросить его своей и чужой кровью. Оставив Девятую в маскировке голополя, я врубил все фары и, спустившись вниз, привлек внимание вначале одних, самых глупых тварюшек, а после ко мне поползли и побежали самые наглые и агрессивные. Им радостно, мне тоже радостно, всем хорошо и радостно, с радостью устремляемся друг другу на встречу. Восторг! “ Какое самое лучшее оружие, что бы лишить человека жизни? Правильно, огнестрельное, что бы прямо пуля вошла в лоб. А против тварей, быстрых и ловких как понос и толстокожих как правительство РФии? Катана, мать их всех за лапу, клешню и щупальце!” Тварям такой расклад очень понравился, ну а мне он понравился еще больше. Вжих! “Кто на новенького?” Вжих! “В очередь сукины дети, в очередь!” Чик – царап. “Кто меня укусил, поцарапал? Иди сюда, гадёныш?” Чик-чик, вжих-вжих, царап и снова вжих.   Я не Вэлери, но тоже кое-что умею, например, веселиться, даже без музыки. Одно было плохо: После боев за последние два дня на моем теле было столько ран, что хоть волком вой. Открылась и за кровоточила рана на плече, мышцы вспомнили боль от попадания снарядов в броню Девятой, ребра заныли, вспомнив, как их слегка контузило от попадания пули в бронежилет. Все болит, ноет, а мне смешно и совсем не страшно. Охотники на Камчатке мне говорили, что хищники нападают на тех, кто их боится. Страх — это сигнал для них, что перед ними жертва. Но хищник отступит если не учует чужой страх а испытает свой собственный. Он отступит и убежит когда перед ним появиться кто-то более сильный и грозный. “ Ну что ты, падла, сделаешь, когда перед тобой материализуется огненный конь, под копытами которого плавится асфальт и трескается от жары камень? Сомкнешь на его загривке свою пасть? Ну-ну, давай, а я посмотрю, как быстро обуглиться твоя плоть и расплавятся зубы. Что ты, сучка, сделаешь, когда на твоей шее сомкнуться острые клыки Зверя? Взвоешь о пощаде? Так он не знает что такое милосердие, и он охотник, а ты его добыча! Что ты мразь такая сделаешь, когда наконец-то поймешь что ни тебя, ни твоих сатрапов никто больше не боится? Прихватишь свое ‘’ золотой унитаз” и побежишь, куда глаза глядят? Так беги, очень быстро беги и никогда больше не возвращайся. Бог всего раз дарует кому-то жизнь, а я всего один раз принимаю решение даровать тебе смерть”.