Может быть и военным РФии такой приказ спустили? Кто знает, кто знает. Тайна то военная, ее кому попало, не рассказывают и за тридцать серебряников не раскроют. За доллары можно, за юани и шекели.…Но у меня нет ни того ни другого зато есть несколько пленных, включая начальника штаба и очень вострый нож. А тут ка раз Тимоха прибегает и смотрит …на бутылку в попе и кровь от лица так отхлынула, что позабыл, зачем прибежал. Я- то старый волк, за свою жизнь много чего повидал и мне хоть сто таких случаев в один день подавай — ничего со мной не станется по причине прожжённого цинизма и крепкой психики. А вот для Володи с Тимой два раза – это уже перебор. Да и Иносенсия сама только недавно вырвана была из лап вот таких же изуверов – она тоже еще не отошла, и отходить ей придется крайне долго. Но, ребята молодцы, держатся. А я лишь слежу, чтобы духом не падали и действую быстро и корректно, как и должен поступать старший и более опытный товарищ и командир. Я, перерезав веревки удерживающие Елену Николаевну, аккуратно вынимаю бутылку, а викария приводит ее в чувства и начинает оказывать ей первую медицинскую помощь. Тимоха не теряет времени и проносит из соседней комнаты солдатское одеяло и Иносенсия укрывает им свою подопечную, чтобы та не сильно мерзла, так как в комнате довольно прохладно, а отопление понятно дело не работает. Нам с Тимохой тут более делать нечего и мы спускаемся вниз – как раз вернулись Кара с Владимиром, приведя с собой четырех освобожденных ими техников. Те рассказали, как попали в плен, рассказали о том, как на их колонну напали военные и прояснили судьбу еще двоих человек. Водителя БТР Тайфун и старшего техника военные до смерти запытали во время допроса. Выслушав их и убедившись, что они в порядке я приказываю готовить трал с тягачом к выходу, а Володю и Тимоху прошу осмотреть оставшиеся после военных автомобили. Ну а сам забираюсь в грузовик к пленным и завожу беседу на тему, верю, не верю. До прихода на базу у меня было желание позволить им немного согреться и обсушиться, но после того, что я увидел тут, оно как-то неожиданно пропало. И вообще, если бы они, тут сидя передо мной, вдруг неожиданно стали бы дохнуть один за другим от чумы и золотухи то я бы и бровью не повел. “Виновен ты, не виновен – мне как-то стало без разницы.  Если на твоих глазах подонки творят злодеяния, а ты стоишь рядом и боишься, язык свой из жопы достать, значит, ты такая же мразь, как и остальные. Ты соучастник преступления и значит, уважения, и милости к тебе будет не больше чем к непосредственным деятелям. И это справедливо. Не нравится, ну так потом в Небесной канцелярии свои претензии предъявишь Богу — мне же  до твоих возмущений нет никакого интереса. Разве что я могу заставить тебя страдать долго-долго или же проявлю милосердие и сделаю твой отход с грешной земли на святые небеса более быстрым и может быть не таким болезненным”. Слушая меня и видя отрезанные кокушки начштаба, танкисты, ребята молодые и почти сообразительные и, столь же почти честные, спешат рассказать все, что знают и даже то, что мне совсем не интересно. И, разумеется, никто из них не был ни в чем  виноват и все как один, включая начштаба, как, оказалось, искренне верят в Бога. Какой восторг!  Слушая их, у меня в какой-то момент возникло ощущение, что я слушаю очередное представление  некогда популярного у части российской молодежи, что претендовала на роль высокоинтеллектуальных представителей РФии “ Комедия Клуба”. Я, свесившись с борта блеванул и предупредил, что тому, кто еще раз попробует меня рассмешить, без всяких предупреждений разрежу рот до самых ушей — ибо не люблю я дешевых клоунов. Однако угрожать и запугивать можно умных – делать это с идиотами бесполезно. Идиоты этого не поймут по причине своего врожденного или устойчиво приобретенного невысокого умственного состояния –  даже рабы в “Инферно доминус” известные тем, что лишены языков и обладают весьма посредственным умом, на фоне этих болванов выглядят мудрецами. “ М-да. Страх уму не товарищ”, — зло сплёвываю я и, заслышав истошные женские крики, спрыгиваю с машины – оставив кроликов-танкистов наедине со своими страхами и совестью.